Михаил Жутиков - Проклятие прогресса - благие намерения и дорога в ад

А пока… науки в современном смысле слова не существовало, и общественного признания Николай Коперник иметь не мог. «Осел, лягающий астрономию», «спятивший астролог» – рядовые ярлыки, которыми удостоил гения новатор в смежной области Мартин Лютер. Жан Кальвин клял мятежного астронома со своей обычной высокопарностью, а католический амвон признал учение «злонамеренной клеветой», ересью, «более отвратительной и более пагубной для христианского мира, нежели те, что содержатся в сочинениях Кальвина, Лютера и других еретиков, вместе взятых». Смеяться опять не будем.

Однако лед схоластики тронулся. В 1609–1619 гг. И. Кеплер предает гласности три знаменитых закона, обобщив огромный фактический материал и обосновав строго количественно новую планетарную схему: планеты движутся по эллипсам, общий фокус которых – Солнце. Точность описания впервые достигла геоцентрической и начала ее превосходить, а простота описания (якобы свойственная природе) теперь (вот только теперь) укрепилась; схема оказалась даже проще Коперниковой. Тем временем, главный труд Коперника вносится «впредь до исправления» в «Индекс запрещенных книг» (пребывать ему там до 1828 года более двух веков; там же окажется и труд Кеплера). За эти последующие двести лет еретическая теория обрела твердую опору в законе всемирного тяготения Ньютона и завершилась построением к началу XIX столетия (трудами, главным образом, Эйлера, Лагранжа и Лапласа) математической модели Солнечной системы («точной» модели, как это ясно, не может быть в принципе; окончательной нет и сегодня, поскольку число известных астероидов растет, меняются массы участников движения, обнаруживаются новые циклы и т. д., – бесконечность математического описания неискоренимо дурная: находится и найдется новое и новое неучтенное, позабытое «второстепенное»! Мы не злобствуем, читатель, мы только обращаем бесценное ваше внимание на наличие уже тут, в зародыше, будущего Чернобыля – в пренебрежении, неизбежном, «мелкими» деталями.)

Наконец, в 40-х годах XIX века на основании открытых законов, по отклонению орбиты Урана от расчетной, сразу двумя астрономами в Кембридже и Париже математически предсказано существование неизвестной планеты (Нептун), и она обнаруживается в ожидаемом месте! Это открытие планеты «на кончике пера» триумфально завершает победное шествие теории, обнимающее триста лет.

Можно заключить, что в этой, исторически первой, науке, не имевшей в виду вовсе никакого «внедрения» (кроме предсказания уже сущего, но неведомого нам, как Нептун), достигнут полный успех естествознания. Ему способствовала и относительная простота модели: сравнительно с планетарными расстояниями, планеты и само Солнце в большинстве случаев можно полагать материальными точками. Это не умаляет гения великих исследователей: в известном смысле как раз простота была камнем преткновения. Благословенно младенчество естествознания, для торжества которого довольно математической схемы!

Не приходится удивляться тому, что успех математического описания столь грандиозного объекта, как мироздание, окрыляет ученых. Убеждение Коперника, что «природа довольствуется простотой», укрепляется во многих умах Европы. Поиск простоты и вместе с тем привязка заготовленной модели к опыту, отчасти уже вымогание у натуры искомого приобретает характер метода. Наиболее последовательно и эффективно он развивается опять-таки в механике – Галилеевой, затем Ньютоновой – на этот раз земной. Можно также говорить о полном ее успехе и об успехе ее производных – баллистики, акустики, теории упругости и т. д. Близки, даже родственны механике гидростатика Б.Паскаля, гидродинамика Д.Бернулли; и они торжествуют полную победу. Примеры успехов механики обширны и общеизвестны. Приведем только один характерный штрих. Жозеф Луи Лагранж публикует труд своей жизни «Аналитическая механика» (1788 г.), в предисловии к которому со сдержанной гордостью обращает внимание читателя на новость: книга по механике не содержит ни одного чертежа! – степень отрыва от реальности даже нарочита; но теория работает!

Ставятся и целенаправленные опыты – разумеется, не только мысленные – имеющие целью проверку той или иной гипотезы, без особого внимания к частностям. Лишь при неудаче опыт очищают от мешающих частностей (пройдет время, из частностей сложится Чернобыль – но это еще не скоро).

На этот раз, в отличие от астрономии, внедрение достижений теории в практику, в природу уже имеет характер действия: теория начинает уже и стимулироваться внедрением. Однако оно не встречает ощутимого противодействия реальности. Хотя в аналитическое рассмотрение берутся отвлеченности – силы, координаты и т. п., реакция практики в целом благосклонна; практическая механика еще не насыщена неведомыми природе веществами и чуждыми ей процессами, природа еще «узнает» свое, скелет механики еще легко угадывается, «просвечивает» в ней самой. Научная модель не отличается еще агрессивной антиприродностью, а сама деятельность человека мало чем отличается от донаучной. Наука еще не отдалилась от природы, она только что вышла из нее. Вероятно, в этой близости к матери-природе, «босоногом» научном детстве заключена тайна непреходящего обаяния науки механики, долгое время игравшей базовую роль в других, более изощренных научных моделях: все более изощренных и все более приближенных… Далеко, еще очень далеко до того времени, когда укушенный бесом, возмужавший сынок примется поколачивать маму-природу смертным боем в невменяемо-упорном стремлении вырвать у нее какую-то тайну …