С Боровиков - Путь к народу

Собственно, и роман, созданный через много лет, будет нести ту же идею, и забитый мужичонок после жалоб на тяготы невыносимые скажет Петру: "Конечно, государь, тебе виднее - что к чему..." В чем же отличие рассказа и романа?

При чтении этого рассказа вспоминаешь известное замечание В. И. Ленина о том, что Петр не останавливался "перед варварскими средствами борьбы против варварства". Главное внимание в рассказе заострено на "варварских средствах" - здесь и реки стрелецкой крови, и подробное личное вхождение царя в пытошные Дела Тайной канцелярии, и дикое буйство. Из гениального портрета Петра, созданного Пушкиным: "Лик его ужасен. Движенья быстры. Он прекрасен", Толстой взял лишь первое: "прекрасного" Петра, какого мы знаем по роману, особенно по 3-й его книге, в рассказе нет.

А. Н. Толстого неоднократно упрекали в том, что он идеализировал Петра в романе, а вот, дескать, в раннем рассказе вывел eго злодеем. Карикатура Кукрыниксов изобразила писателя, рисующего два портрета: на первом Петр с кубком в одной, бутылкой в другой руке, с безумно-гневным взглядом, на втором - благостный император в короне и мантии, на фоне окошка с надписью "В Европу".

А критика писала так: в рассказе Петр выглядит "как пропившийся грязный скандалист-сифилитик". О романе: "Писатель Ал. Толстой... послушно использовал по буржуазной указке все достижения дореволюционных идеалистических трудов по истории... Петр нового романа не имеет ничего общего с Петром старого рассказа". Что можно сказать по этому поводу? Почему за 12 лет - и каких лет! - писатель не мог изменить свой взгляд на историческую личность? Ведь написанию романа предшествовало углубленное изучение документов петровской эпохи, трудов Маркса, Энгельса, Ленина, советских историков. А главное заключается в том, что никакой особой перемены не произошло. Из романа постепенно уходит тема буйства, жестокости, немотивированности поведения царя (сильная в рассказе), по мере того как он старится и вовлекается во все более крупные дела.

Особняком в творчестве Толстого стоит рассказ "Четыре века" (1914). Ни до этого рассказа, ни после писатель не попытается на нескольких страницах обозреть "четыре века", четыре эпохи в жизни России. Непрерывность повествования, когда соседние строки могут быть разделены десятилетиями в жизни героев, напоминает. стилевую манеру Горького (например, "Дело Артамоновых"), а стремление выйти из семейно-бытовых рамок, точнее, вывести из них смену исторических эпох намекают нам на возможности Толстого будущего создателя эпопеи "Хождение по мукам".

Рассказ "Древний путь" (1927) - одно из наиболее совершенных созданий Толстого. Тема крушения старого гуманизма, столь занимавшая писателя (так же как А. Блока, М. Горького и др.), раскрыта здесь необычайно емко и с убедительной зримостью. Перед читателем проходит история европейской цивилизации в воображении умирающего на пароходе французского офицера Поля Торена. Проплывая "древней дорогой человечества из дубовых аттических рощ в темные гиперборейские страны", он ищет и не находит ответа на вопрос: "Зачем была Эллада, Рим, Ренессанс, весь железный грохот девятнадцатого века?" Интервентом пришел этот романтический книжник на землю России, которая начала новую эру в развитии человечества, а он-то считал, что защищает цивилизацию от варварства! Он вспоминает свой разговор с пленным большевиком. Торен искренне убежден, что "спасает величайшие ценности", а большевик предлагает ему как можно скорее возвращаться во Францию: "Я вижу - ты честный человек, ты, может быть, один из лучших... Зачем же ты на их стороне, не на нашей?.. Они отравили тебя газом, заразили лихорадкой, пронзили твою грудь... Они растлили все святыни..."

У Поля Торена нет пути, нет будущего. Пароход "Карковадо", везущий во Францию пестрый табор русских эмигрантов и французских солдат, поминутно являет ему примеры того же крушения старого. Ни белые офицеры с пустыми глазами, ни толстосумы, ни волнующиеся в предвкушении дома зуавы- - ни в ком из них не видит Торен опоры себе, уверенности в будущем. Историческая правда, правда нового гуманизма осталась там, в России. Н. В. Тол-стая-Крандиевская, вспоминая об истории создания рассказа, очень точно заметила, что "исток этих раздумий берет свое начало там же, где зародились и пгрзые сомнения самого Толстого, круто повернувшие в дальнейшем личную его жизнь и творческую судьбу". Ей же принадлежит и верное определение одной из сторон толстовского дарования: "историческая мечтательность", способность "заражаться далеким прошлым, чувствовать время "позади себя" реалистически, плотски, до зрительных галлюцинаций". Мастерство и естественность, с какими в рассказе в 1919 год врываются живые картины истории, поразительны. Воистину связь времен умел показать писатель, причем не отвлеченно, а зримо, с физической ощутимостью.