Марат Мусин: Сирия, Ливия. Далее Россия!

Возвращение аятоллы Хомейни в Иран после 14 лет изгнания, одно из ключевых событий Исламской революции 1979 года)(1 февраля 1979 г.)

Первоначальный приход к власти сугубо светских политиков, которых поддерживали вернувшиеся из эмиграции – как внешней, так и внутренней – имамы, вполне укладывался в логику происходящего. Однако аятоллы показали себя политиками высшей квалификации – и крайне споро взяли власть в свои руки, разрушив все остальные внешние и внутренние проекты, касающиеся будущего Ирана.

В чем-то повторилась история большевиков, которых пытались использовать все: и германский, и российский Генеральные штабы, на них имели виды евро-социалисты, изобильно паслись вблизи еврейские эмиссары. Но в итоге Ленин, а затем и Сталин закрыли наглухо любые возможности внешнего и внутреннего влияния, выйдя со своим – уникальным – проектом развития России, отстояв его в двух войнах и совершив рывок в развитии, опираясь не на зарекомендовавший себя западный путь, а на свой собственный.

Вероятно, именно эта способность к формулированию принципиально иных путей развития и вызвала смертельную ненависть Запада к Советской России и СССР. Точно так же, как вызывает совершенно необъяснимую ненависть на уровне инстинктов иранский путь – как у аравийских монархов, так и у Запада.

Тема – арабская. Язык – английский. Плакат – американский.

Однако шиитский Иран сам по себе не мог считаться предвестником бури. Противоречия между шиитами и суннитами, совершенно неразрешимые даже в перспективе, заставляли относиться к Ирану, как к некому уникуму, опыт которого никогда не может быть использован странами с традиционно суннитским населением. Однако Иран решил две проблемы, которые оказались неразрешимыми для всего остального исламского мира – он сумел сочетать социальную справедливость с динамичным экономическим развитием, при этом не повторив печальный опыт как Ливии, так и аравийских монархий, чье население оказалось попросту развращено социальными благами, получаемыми фактически незаслуженно.

Опять же, понятно, что раем Иран не стал – трудно им стать после революции, войны, тридцатилетней блокады плюс после вполне объяснимой послереволюционной «усушки» среди многочисленных детей революции. Но даже в этих условиях рывок страны оказался весьма впечатляющим.

Столкновения протестующих с полицией в Блиде (Алжир) 8 января 2011 года

Так или иначе, но светский путь развития оставался определяющим, однако за арабскими странами прочно закрепился второй, а где– то и третий эшелон мировой политики, которую определяло противостояние СССР и США. Но и просоветский, и прозападный, и националистический лагеря арабского мира развивались, исходя из жесткой авторитарной модели устройства практически несменяемой власти с тем или иным налетом патернализма.

Тысячи египтян собирались на площади Тахрир в Каире, чтобы выразить гнев и разочарование политикой египетского президента Хосни Мубарака

В обществах росло стремление к справедливости, которая становилась все более призрачной иллюзией, – но иллюзией лишь в рамках выбранных светских проектов. И пришло время исламистов, которые сумели предложить обществу то, что оно ждет, – ту самую справедливость и то самое развитие в одном флаконе.

Турция оказалась первой, без революций и потрясений сумевшей плавно сменить кемалистскую элиту, ощутимо попавшую в тупик. Турецкая партия справедливости и развития становится матрицей для несистемных умеренных исламистских организаций по всему Ближнему Востоку. И вот здесь есть смысл взглянуть на феномен современных «Братьев-мусульман» и салафитов.

Во многом эти два течения демонизированы, и уже поэтому страх перед ними носит скорее иррациональный характер. Как боятся дети в темной комнате висящее на вешалке пальто.

На самом деле, если отбросить сложносочиненные предложения, перед нами два принципиальных подхода. Либо мы изменяем мир под догмы ислама, либо мы приспосабливаем ислам к реалиям жизни. Первый подход – это, безусловно, салафиты. Рефлекторное желание ребенка закрыться от страха внешнего мира под привычным одеялом в такой родной и уютной кровати – это и есть салафизм. Это, конечно, примитивная аналогия. Если более серьезно – то салафизм стал ответом на несправедливость, которую ощущает население по отношению к себе со стороны власти. Непотизм, коррупция, безудержное стремление к власти и богатству отвращают и вызывают ненависть. Салафизм, призывающий к «чистому» исламу, к возврату к нормам седой древности, когда, как известно, трава была зеленее, девки толще и халва слаще, вполне адекватно воспринимается наиболее угнетенными, отброшенными вниз по всем социальным ступеням.