Виктор Геращенко - Нет дефолту! Работа над ошибками

— Знаете, я хотя не любил Высоцкого — мне больше нравятся Окуджава и Галич, — но у него в одной песне было: «я в дела чужие не суюсь, но мне очень больно и обидно», вот и я не суюсь в чужие дела. Но вот создание нашего резервного суверенного фонда, этих экономических дырок в структуре экономики, где трубы рвутся, где скоро заводы по производству энергии начнут останавливаться… А мы за счет создания резервного фонда, придуманного якобы для будущего населения, просто латаем за свой счет дыру в госбюджете США. А это преступление. До войны придумавших это просто бы расстреляли. Но я молчу. Это только мое мнение.

— То есть вы считаете, что эти деньги лучше немедленно инвестировать в российскую экономику?

— В инфраструктуру. У нас же, пардон, на всех авиалиниях летают подержанные иностранные самолеты.

— Я авиаторов понимаю — эти самолеты меньше топлива потребляют.

— Да, они лучше, экономичнее, поскольку мы деньги не вкладывали ни в авиастроение, ни в машиностроение. У нас когда-то литр авиационного керосина стоил дешевле литра минеральной воды, поэтому и не смотрели на экономику. Но это же все можно поправить, просто голова нужна для этого.

2012 г.

— Зачем вы в президенты выдвигались, причем даже два раза — в 2004 и в 2008 году?

— В ноябре 2002 года приходит ко мне Рогозин. Говорит: «Вот мы создаем партию “Родина”, кремлевский проект, и нам в Кремле сказали третьим взять или Рыжкова Николая Ивановича, или вот Геращенко». В итоге вместо меня третьим взяли Варенникова, но я тоже избрался, хотя ничего мне это не дало, даже в бюджетный комитет не взяли. И вот заседаю в Госдуме, приходит ко мне Скоков. «Виктор Владимирович, я сегодня был в Кремле, просят, чтоб мы выдвинули кандидата в президенты, и на тебя показывают. А то там только Хакамада и тот боксер от Жириновского, несолидно». Пошли мы с ним к Козаку. Козак тоже говорит, что большая просьба и очень надо. Я ответил, что не вижу в этом резона никакого, но могу по экономической политике правительства высказывать определенные критические соображения, а больше ни о чем не могу, и подписи тоже собирать не могу. Козак говорит: «Да мы поможем». Я его спросил: «Вы мне что, речи будете писать?». Он засмеялся, сказал, что не имел этого в виду, а про сбор подписей можно не беспокоиться, это решат. Мы пошли, зарегистрировались, нас записали, на следующий день прибежал Жирик, пожаловался в ЦИК, мы подали в суд, но мне было до жопы, это же шоу, не всерьез. В 2008-м тоже было шоу — была «Другая Россия», Каспаров почему-то не хотел, чтобы Касьянов в президенты выдвигался. Мне Каспаров сказал, что Касьянова нельзя, потому что на него много компромата.

— Ну какой компромат — он же у Путина премьером был, так что это и на Путина компромат тоже.

— Его Ельцин оставил при Путине, условие было — на четыре года премьером. Мне Володя Петров, сенатор, бывший замминистра финансов, рассказывал, как они с Касьяновым ходили к Ельцину какую-то проблему решать. Говорит: «Там Касьянов такое предложил, что я ох…л». «Что предложил?» — спрашиваю. Володя отвечает: «А не скажу». В общем, знающий человек Касьянов. Но как только четыре года, которые обещали Ельцину, прошли, Путин его тут же убрал. Путин не мог от Ельцина потребовать отдать президентский «мерседес» и три месяца ездил на моем, то есть на дубининском — Дубинин высокий человек, и «мерседес» у него был длинный и бронированный. Ельцин в свой сел и уехал, и Путин не мог ему позвонить, боялся. Детство такое.

— Сейчас, думаете, повзрослел?

— Ну, опыта-то он, конечно, набрал, нельзя же сказать, что он неспособный, но бэкграунд у него, конечно, не тот.

— КГБ или Питер девяностых?

— Ну какое КГБ. Когда Маркуса Вольфа, руководителя «Штази», спросили, за что Путину дали гэдээровскую медаль «За заслуги перед органами госбезопасности ГДР», Вольф сказал: «У нас у каждой уборщицы такая медаль была». Хуже обосрать можно? Там он же не делал ничего, был контингент войск, следил за пьяными в Доме офицеров. Собчак — я думаю, да, тот его научил чему-то.

— При Путине из Центробанка вы добровольно ушли?

— Там было дело так. В 2002 году я пришел к этому, к Сечину. У меня с ним были прекрасные отношения, потом они по «ЮКОСу» испортились, но тогда были прекрасные. Я ему говорю: «Игорь Иванович, вы знаете, у меня осенью будет 4 года в Центробанке. Я не знаю, какие там мысли у начальства, но вот я бы не хотел оставаться». Сечин говорит: «Ты что, ох…л?». Я говорю: «Я не ох…л, у меня диабет, и врачи говорят — меняй работу. Вы выберите момент, когда у Путина будет хорошее настроение, и поговорите с ним обо мне». В феврале Путин собирал какое-то совещание по юбилею Ленинграда и тысячелетию Казани, и после совещания некоторым говорит: останься, останься, останься. И мне тоже сказал остаться и потом тоже говорит: «Ты что, ох…л? Ты что, к какому-то олигарху собрался?»