Карета катилась глухо. Ее конвоировали кавалерия высшей школы и жандармерия. Надзор был удвоен. Но разве какой-нибудь безумный рискнул бы прорваться через железный круг, отделявший карету Людовика от его проблематических защитников. Однако, эта толпа оказывается доступной чувству сожаления. «Помилование!» раздается в толпе несколько голосов. «Помилование!» Потом и они смолкают. И среди величественного безмолвия совершается это погребальное шествие осужденного Конвентом.
Большие бульвары окружены тройными шпалерами нанятых федератов или гардистов, вооруженных пиками и ружьями. Только узкий проход предоставлен этому печальному кортежу, в главе которого находится большего роста человек, красивый и самодовольный Сантерр с его барабанами, не перестающими трещать. Любопытство никого не привлекло ни к окнам, ни к дверям. они остаются запертыми.
Среди этих сомкнувшихся когорт карета подвигается вперед медленно. Король, решившийся молчать, берет из рук своего исповедника богослужебную книгу. Он отыскивает подходящие к данному случаю псалмы и читает их в полголоса. Жандармы почтительно воздерживаются от каких-либо заявлений о себе. Они упорно глядят чрез дверцу, как бы для того, чтобы отделить от себя этого короля и этого священника, которым есть о чем поговорить между собою…
По прошествии двух часов, мучительных для короля, подъезжают к пустому месту, окруженному дисциплинированными войсками. Остановка кареты вызывает предчувствие в короле, что именно тут роковое место. Он говорит на ухо своему исповеднику: «если не ошибаюсь, мы приехали». Появление прислужника палача, открывшего дверцу, подтверждает эту догадку. Жандармы хотят вылезти из кареты. Король останавливает их, рекомендуя их попечению священнослужителя, который имел мужество ринуться среди черни, не рассчитывая ни на почтение к себе, ни на её благоразумие.
Наконец король выходит из кареты. Трое окружают его. Это прислужники палача. Они хотят снять с него одежду. Он отталкивает их с ужасом, и раздевается сам. Его самообладание изумляет палачей. Они привыкли видеть, как умирают жертвы под уравнительным ножом, но эта жертва, смерть которой вызывает такую скорбь в нации, поражает их еще более благодушным героизмом, составляющим контраст с трагизмом положения. Их охватывает какая-то робость.
По знаку Сансона они ободряются. Ведь они работают тут на глазах у властей. У окна одного из зал собрались члены временного исполнительного комитета и Антуан Лефевр с Моморо следят за перипетиями события и ведут свой протокол. Их обязанность – не упускать из виду Капета вплоть до гильотины. С часами в руках они должны отмечать все приготовления и время, когда в корзину Сансона скатится королевская голова.
Помощники палача окружают осужденного, чтоб взять его за руки.
– Что вы хотите? – спрашивает он их, не давая им своих рук.
– Связать вас, – отвечает один из них потомку Мв. Людовика.
– Меня связать! – вскрикивает король громко.
И краска негодования разливается по его лицу, доселе казавшемуся бесстрастным. Это оскорбление чувствительнее всех, какие наносились ему. У него не хватает терпения, и можно было ожидать, что его сопротивление вынудит прибегнуть в насильственным мерам. Исповедник его, во избежание неприятных последствий этого негодования, увещевает короля успокоиться. «Это новое унижение, государь, еще более приближает ваши страдания к страданиям Спасителя…» Король поднимает глаза в небу с выражением глубокого страдания и покоряется: «делайте», говорит он палачам, которые завязывают ему руки на спину. Сансон обрезает ему волосы. Король чувствует сталь на своем теле. Этот холод вызывает в нем дрожь, но он стоически подавляет в себе страх перед физической болью.
По ступенькам эшафота всходить не легко. Он взбирается по ним опираясь на руку своего исповедника. Его тучность мешает ему. Ему тяжко. Опасаются как бы он не упал. Ему приходится отдыхать, собраться с силами. Но он овладевает собой и взбирается на последние ступени, потом решительно вступает на платформу. Его скорее держат, чем поддерживают. Король подходит к балюстраде и громким голосом говорит: «замолчать, барабаны, перестать, барабаны!» Этот приказ он сопровождает ударом ногой от нетерпения. Барабаны могут смолкнуть только по приказанию того, который командует ими. Но нравственное обаяние человека, пришедшего сюда умирать, так властно, что бессознательно руки перестают бить и, не останавливаясь, барабанный бой замедляется. Король начинает речь: «Я умираю невинным… От всей души прощаю всем моим врагам. Надеюсь, что пролитие моей крови будет способствовать счастью Франции. И ты, народ несчастный…» Но человек, распоряжающийся казнью, видя колебание барабанщиков, поднимает свою шпагу. Это приказ формальный, краткий, без возражений, заглушить эту речь. Бой усиливается. Пользуясь им, помощники палача бросаются на осужденного, тянут его к плахе, кладут его на нее… И Сансон опускает нож…
Читать дальше