Сергей Катканов - По ту сторону Псоу

Европейцы думают, что это всегда и везде будет так. Если народ не имеет большой армии, с ним можно не считаться. Судьбу этого народа можно решать, вообще не спрашивая его мнения. Российская и грузинская сторона уже считают для себя возможным обсуждать абхазский вопрос без участия абхазов. Дескать, как решим, так и будет, а абхазам, как скажем, так и сделают. Как бы Абхазия и не субъект вовсе, а только объект. А вот абхазов оскорбляет, когда абхазский вопрос (церковный, например) рассматривают без их участия. И если мы не хотим слышать их голос, то как бы нам не пожалеть об этом. Абхазия может доказать, что она не объект, а субъект, но нам не понравятся их доказательства.

И вот сегодня в Абхазию приезжают мелкие представители великой державы. Я видел их наглые, самодовольные, высокомерные физиономии. Они искренне считают: поскольку Абхазия не может обойтись без российской помощи, значит абхазы будут делать то, что им скажут. А не факт. Неужели наши ни чего не поняли в 2011, когда проявив пренебрежение к абхазам, к их мнению, послали в Новоафонский монастырь настоятеля из России? Ведь получили на входе маленькую репетицию большого бунта, а на выходе — раскол, который вообще не известно как и когда удастся расхлебать. Неужели мы хотим, чтобы абхазы решили, что репетиции закончены и пора уже показать полную версию классического абхазского спектакля со всеми надлежащими спецэффектами?

Абхазская независимость не декларативная только, а реальная, очень основательно подкрепленная готовностью идти до конца вопреки всему и не смотря ни на что. И разговаривать с Абхазией можно только, как с суверенным государством, а не как с подмандатной территорией.

Абхазы на самом деле вполне адекватны и они понимают, что помощь — это не просто так. Но они видят наши отношения, как сотрудничество двух суверенных государств. Россия помогает Абхазии, Абхазия дает возможность России отстаивать свои геополитические интересы в регионе.

Мы сидим на участке Нодара под деревом. У него не много деревьев, это не сад. Ровная поляна. И через эту поляну протекает речка, берега которой красиво выложены камнем. Меня совершенно очаровала эта речка, протекающая прямо через участок. Мелкая, каменистая, а вода — как жидкий хрусталь. Её тихое журчание успокаивает. Для меня это важно, потому что разговор у нас с Нодаром очень неспокойный. Он говорит:

— Иванишвили это вам не Саакашвили. Грузия обязательно опять нападет на Абхазию.

— Но русские…

— А если русские получат приказ не вмешиваться?

— Этого не будет.

— Это уже было.

— Но Путин это вам не Ельцин.

— А долго ли ещё будет Путин?

— Ещё довольно долго. Русские больше не предадут Абхазию.

— Но предположим русские получат приказ не вмешиваться. Для нас это даже лучше. Ты ведь знаешь, что тогда будет. Сюда хлынут добровольцы со всего Кавказа.

— Знаю. И не только с Кавказа, но и со всей России. Добровольцев будет даже больше, чем в прошлый раз. Тогда у нас не многие знали про Абхазию, а теперь многие знают.

Нодар улыбается и кивает.

— Но чем больше здесь будет добровольцев, тем больше здесь будет крови.

Нодар кивает и разводит руками.

Две боли

Возвращаюсь как–то из Абхазии, разговорился в поезде с одним армянином об абхазских делах. В какой–то момент он улыбнулся и немного ехидно заметил:

— Я смотрю, вы уже как они, говорите «Сухум».

— Когда я впервые побывал в этом городе, он назывался уже так. Я никогда не был в «Сухуми».

Потом я не раз об этом задумывался. Да, я предвзят и предубежден. Я смотрю на ситуацию, если не абхазскими глазами, то во всяком случае с абхазской стороны. Извиняет меня то, что это неизбежно. Невозможно увидеть конфликт сразу с двух сторон, как невозможно оказаться одновременно сразу в двух точках пространства. Даже если человек последует совету древних римлян и выслушает вторую сторону, у первой стороны — всегда преимущество. Первая сторона дает тебе базовую информацию, а вторая уже такой возможности не имеет, она уже вынуждена опровергать, что всегда не просто. Первая сторона заходит в твоё сознание беспрепятственно, а вторая вынуждена пробиваться с боем, пытаясь сломать уже сформированные представления.

Вот я и думаю: а что если бы я увидел грузино–абхазский конфликт впервые с грузинской стороны? Если бы у меня были друзья в Грузии и не было бы друзей в Абхазии? Недавно натолкнулся в сети на словосочетание «абхазские зверства» и сразу же подумал: «Что за чушь?» А если бы я много раз бывал в Грузии и никогда в Абхазии, сейчас, должно быть, услышав про «грузинские зверства», я так же подумал бы, что это полная ерунда.