Такой человек не понимает, что конец его пути вполне тривиален, и я бы сказал, печален. Потому что сильных личностей, умеющих в ответ на неприятность или откровенно творимое в их адрес зло, улыбнуться, погасив в себе и лавину гнева и отстранив желание поставить подпись под приговором одним росчерком пера, таких в его жизни встретится очень мало.
Однако тех, кто все-таки в хрестоматию попадут, причешут, отмоют, сделают паиньками с детства и законсервируют для потомков или даже для пришельцев…
Дождь в Кракове
…Так я рассуждал, прогуливаясь по ночному Львову. Неделю назад похожим образом я проделал многочасовой марш-бросок по ночной Москве, и когда в 5.30 открылась ближайшая станция метро «Савеловская», я был равный среди жаворонков и отличался от них, разве что, горящими и отекшими ногами. Здесь же, во Львове, путь от вокзала до находящейся в самом центре площади Рынок, гораздо короче, всего минут сорок. Но проделать его, как ни странно, было страшнее.
Москва светилась вся вдоль и поперек, ночные рабочие с удивлением разглядывали одинокого прохожего, разговаривающего с собою в рукав ветровки. На самом деле я держал в руке диктофон, и воспользовался моментом наговорить текст пока все спали. Раза два подъехала патрульная полицейская машина – поинтересовались, не нужна ли помощь? Служащие «Макдональдса» вежливо прекратили мыть столики из брандспойта, пока я дожевывал свои бутерброды. Так я прошагал все Дмитровское шоссе от самых от окраин. Можно, конечно было сесть в такси, но рублевая наличка у меня закончилась, а принимают ли таксисты в Москве к оплате кредитные карточки, я не знал.
Во Львове меня все раздражало: у того же «Макдональдса», в начале проспекта Шевченко, сложенные в горку столики – присесть негде, и куча мусора, через которую трудно было пробраться к окошку. В принципе, до «Евро-2012» оставалась почти неделя, может, потом скопом все расчистят?
Город неприветлив. Я сорвал со столба, стоящего рядом со скульптурой Пресвятой Девы, себе на память плакат, изображающий наказание за двуязычие: вырезанный ножницами изо рта окровавленный язык. Плакатов было так много, что можно было бы обклеить ими несколько микрорайонов. Те, кто их клеили, наверняка уже спали, а те, кому их предстояло срывать – еще не проснулись.
Образ Богоматери натолкнул меня на мысль, что Ее Непорочность, принятая как догмат еще при Папе Пие IX, постепенно смывается с лиц даже посвященных, – мы все незаметно лишаемся чистоты… Нормой становится нечистоплотность, особенно мотивов. Происходит на глазах странное размежевание на полярные круги – либо рясу надень, либо бери от жизни все. Среднее – это, как правило, неудачник, социально не проявленный. Высмеиваются добродетели простых граждан, элементарные проявления человеческих чувств вызывают в лучшем случае улыбку с оттенком упрека в старомодности.
Продвижением товаров занимается реклама, которая всегда ориентирована на наши удовольствия. А их «включить» можно простыми символами: еда-питье-секс. Женские тела на билбордах можно встретить и в малярных робах, и с банковской карточкой на ладони. Вот такая внешне безобидная подача и «выбивает» платформу чистоты из детей уже к подростковому возрасту…
Ночной Львов… Вокруг красивейшие готические и романские соборы, в отличие от соборов, предположим, Брюсселя, выглядят весьма зловеще – неосвещенные громадины неожиданно появляются из-за углов.
В редких кафешках, правда, были люди: не только запоздалые парочки, но и те, кому уже пора было завтракать. В наушниках звучит львовская группа «ManSound», одна из моих любимых. Наконец-то я раздобыл их выступление «вживую» с Оксаной Билозир. Лет семь назад я проводил фотосъемку их совместного концерта во дворце «Украина», и каждый из участников, лично обещал мне прислать фонограмму. Но этого так и не случилось.
Через сорок минут я был у памятника Шевченко. Светало. Еще одна ночь раздумий уходила. Я примостился у единственного столика, возле какой-то пивнушки. Столик был завален коробочками от соседствующего «Мак-экспресса». Кофе обжигал, было сыро. Пьяная, на вид тридцатипятилетняя женщина протянула ко мне руку с не зажженной сигаретой. У меня не было ничего, чтобы дать ей прикурить. Тогда она возмутилась: «Между прочим, я – еврейская жена!» И с этой фразой направилась к толпе у окошка. Получив огоньку, она вернулась и, посмотрев на меня в упор, сказала: «Господин грузин! А грузины очень гостеприимные люди! Я чувствую теплоту!»
Читать дальше