Игорь Панин - 101 разговор с Игорем Паниным

– А насколько русская поэзия изменилась со времен вашего дебюта? Можно ли сказать, что талантливой молодежи сейчас меньше? Или больше?

– Мне кажется, количество талантливых молодых поэтов в России – величина постоянная. Как и количество читателей: в пушкинские времена было 3 % грамотного населения, те же 3 % и теперь (я имею в виду не формальную грамотность, а способность воспринимать художественные тексты). Самое интересное, что сейчас действительно очень многие пишут стихи. Лучшее подтверждение этому –  сотни тысяч авторов, зарегистрированных на сайте «Стихи. Ру». А ведь никакой моды на поэзию нет и в помине. То есть тяга к изящной словесности в наших краях, похоже, неистребима. Другое дело – уровень. Ведь поэзия – это талант плюс школа, техника. Нельзя научить быть талантливым. Но можно научить технике, без которой стихотворение просто не станет стихотворением. Ради этого обучения и существовали многочисленные литобъединения и литстудии. А теперь их практически нет.

– У вас есть ученики? Или хотя бы авторы, за которыми вы, скажем так, присматриваете?

– Учеников нет. Они ведь возникают, когда руководишь литобъединением или семинаром. Меня иногда приглашают вести мастер-классы, но на них обычно приходят уже сложившиеся авторы. Скажем, на Волошинском фестивале 2013 года это были поэты из Ставрополя Станислав Ливинский и Андрей Недавний. Что касается совсем начинающих, то они периодически добираются до меня сами, по-старинке: просто звонят и приходят. Первый раз это случилось, когда мне было чуть за 30. Не буду перечислять всех интересных авторов, с которыми познакомилась в таком режиме, некоторые из них теперь известные авторы.

– А сами у кого учились?

– Я человек книжный, даже в МГУ, на журфаке, мне было удобней воспринимать материал не на лекциях, а «с листа», хотя лекторы у нас были великолепные. Так же и со стихами. Бесконечно читала. Находила созвучное для себя. Преодолевая сопротивление материала, врубалась в чуждое. Меняла свои пристрастия… Но при этом в начале 80-х годов прошлого века молодыми авторами очень серьезно занимались. Работало множество литературных объединений – от совсем самодеятельных до профессиональных: при Союзе писателей, при журнале «Юность». И совещания молодых писателей регулярно проводились. То есть вроде бы ничему тебя особенно не учили, но понять свой уровень, ощутить свое место в общей системе координат позволяли. И вот еще мне сейчас пришло в голову: ведь не окажись я в семинаре Евгения Храмова – не только поэта, но и большого знатока и ценителя поэзии, –  я бы гораздо позже прочитала Ходасевича, узнала стихи Набокова (они тогда ходили только в списках)… И все же назвать кого-то своим учителем – нет, не могу.

– Кого можете выделить из современного поэтического цеха?

– Это удивительно, но сегодня русская поэзия находится на подъеме. Такого количества поэтов, работающих в разных стилистиках, на очень высоком уровне, наверное, не было никогда. Перечислять всех поименно не стану, чего доброго, кого-нибудь пропущу. Лучше – опять пример. За последние полгода я подготовила для журнала «Юность», в редсовет которого вхожу, несколько больших поэтических публикаций. Естественно, авторов, которых люблю и всем рекомендую. Это живущая в Лондоне Екатерина Горбовская – изумительно ехидная и непредсказуемая; Максим Жуков, ныне обитающий в Евпатории, –  резкий, философичный и в то же время фантастически остроумный; Марина Бородицкая. Ну и в загашнике еще Ефим Бершин, Наталья Полякова… А ведь это лишь несколько имен прекрасной современной поэзии!

– А кого не любите? Кого бы вы однозначно назвали графоманом и жуликом?

– Жулики и графоманы меня, признаться, не настолько интересуют, чтобы их любить или не любить. А вот несостоявшиеся поэты или те, чья творческая манера мне не близка… Я все равно не перестаю ими восхищаться. Ведь поэзия сегодня не приносит ни любви, ни славы, ни денег. Окружающие относятся к тебе, в лучшем случае, как к слабоумному. И все равно остаются люди – много людей! – которые посвящают свою единственную жизнь изящной словесности. Получая за это плевки со стороны критиков и недоброжелателей, упреки близких. И все – только ради того, чтобы донести до людей поэтическое слово! Чтобы попытаться сделать мир –  уж простите за нелюбимую постмодернистами высокопарность – добрее, красивее! Бродский считал поэзию вершиной и целью развития человеческой цивилизации. Что-то есть чудовищное в нынешнем положении поэтов в нашем отечестве. Или это нам испытание такое?