Она сумела выползти из ямы с грудным ребёнком и спастись, но со следующей облавой её взяли и отправили на принудительные работы во французскую зону Германии. После разгрома Германии она познакомилась в концлагере с украинцем, мастеровым человеком. В концлагере в тот момент уже велись разговоры о том, что в СССР возвращаться не стоит, так как здесь всех вернувшихся из оккупации сажают в тюрьмы или отправляют в Магадан. Поэтому они решили ехать в Канаду, где нужны были рабочие руки и куда уже агитировали украинцев. Так они эмигрировали в Канаду, откуда затем перебрались в США, где вырастили детей. Так в нашей семье появились неожиданные американцы.
Говорят, в допролетарские времена это были конюшни эмира бухарского, а теперь здесь казарма нашей минометной роты запасной стрелковой бригады, куда мы и прибыли в полковую школу. Казарма просторная, из красного кирпича, таким же кирпичом выстланы полы – с ними тоже связана часть нашей армейской жизни: денно и нощно, отбывая наряды вне очереди, мы скребем и чистим их. Хороший кирпич умели делать в далекие времена, сколько его ни скреби – он неизносим, отдраенный нашими саперными лопатками, блестит первородным пожарным цветом.
Во всю длину помещения два ряда сплошных нар, которые разделяются идущими посредине от начала до конца треугольником из досок, это подголовники, заменяющие нам пока подушки, которые, как и матрасники, обещают набить сеном, если привезут. А пока мы спим на тонких однорядных камышовых циновках, подстелив на них тонкие суконные одеяла и накрывшись такими же тощими древними шинелями, или наоборот. Ноябрь. Хоть и Средняя Азия, а холодно.
Наш помкомвзвода старший сержант Матвей Иванович Матюшов, денно и нощно находящийся с нами все недолгие месяцы полковой школы, заменяющий нам всех родных и всех военных начальников, кажется нам совсем невоенным человеком. Учит нас орудовать иголкой и ниткой, шилом, кое-где сам подгоняет нам форму. После отбоя советует:
– Вы, ребятки, кучней-кучней ложитесь друг к другу, да шинельными рукавами спины да грудки закрывайте поплотней, легкие не застудить бы…
Он лежит первым в ряду, лицом к двери и постоянному посту дневальных рядом. Есть у нас и командир взвода с новенькими лейтенантскими погонами, весь начищенный и отглаженный, существующий вроде вдалеке. Любит изредка на нас отрабатывать свой командирский голос всякими командами, а больше всего любит крутить на турнике всякие спортивные штучки – «солнышко», «скрепки», делать стойки. Он упруг и силен, легко с земли взлетает на перекладину, за это мы зовем его Гимнастом. Он явно любуется собой, а нам ближе наш старший сержант, он наш главный радетель, заступник, учитель и батюшка с матушкой. Большой, сутуловатый, с рябоватым послеоспенным лицом и огромными руками-клешнями, ходит с выдвинутым вперед правым плечом, вроде увалень, но все делает быстро и точно, во всем опережая нас. И что удивительно – любая военная техника в его руках собиралась-разбиралась, не теряя ни одного винтика, а у нас все растекалось сквозь пальцы, даже простая винтовка Мосина становилась предметом забот. Но он никогда не ругал нас, был нам как нянька.
Сержант прошел, видимо, все войны: от первой империалистической до Гражданской и всех прочих. Были белоказаки, белогвардейцы, была и Монголия с бароном Унгерном, и Китай, и Хасан, и Польша… В общем, перерывов почти и не было. Это был солдат войны.
И вот сержант ходил по казарме и говорил: «Главное, ребята, прикрывайте грудь». Он учил нас, как надевать обмотки, которые у нас вечно падали под нары, разворачиваясь во всю свою змеиную ширину… Он учил нас наматывать портянки, к которым мы поначалу относились презрительно, лишь потом поняв их нужность. Сержант потерял своих двух сыновей где-то на оккупированной Украине, и мы думали, что свои отцовские чувства он отчасти переносит на нас… Но в любом случае никогда больше не встречали мы такого заботливого, человеческого отношения.
За неумелость нас не попрекают и зовут больше по именам: Толик, Санек, Витёк, когда вблизи других командиров нет, при посторонних помкомвзвода крепчает, и мы уже «товарищи бойцы» или «красноармейцы». Можно и его называть и по имени с отчеством, и без, но панибратство пресекается сразу, как и наши попытки подкупить старшего сержанта лестью или подношениями. При этом он говорит так:
– Кого ж ты, глупый, подкупаешь – меня иль судьбу свою: винтовку не подготовишь или миномет вкось установишь – так первый выстрел не туда и попадет. Так что тут, ребятки, поблажек не ждите, как есть инструкция – так и выполняй, её до вас поколения солдат своей жизнью писали, в боях опробовали для нас…
Читать дальше