Геннадий Разумов - Родословная ашкенази

В нее поступил на работу предприимчивый и неглупый еврейский юноша Исайя, который быстро достиг успехов в продажах шелковых изделий. Эта его деятельность и послужила поводом называть молодого человека Зайдманом (по немецки Seide – шелк, Mann – человек).

Вот откуда пошла фамилия моего папы.

Прошло почти 3 века, и пра-пра-правнук того Исайи Зайдмана волей судьбы (а, точнее, императорским военно-рекрутским Управлением евреев кантонистов) перебросил отцовскую линию моей родословной в небольшой уездный городок российской тогда Орловской (ныне Брянской) губернии Карачев(Рис. 4). Продолжая династическую традицию, он тоже занялся здесь торговлей ткацкими изделиями, но уже не шелком, который не пользовался большим распространением у небогатого населения империи, а пенькой.

Рис. 4. Карачев, Брянская губерния, конец XIX века.

Дело в том, что наряду с конопляным маслом пеньковые веревки, мешки, картузы во второй половине XIX столетия составляли главные предметы экспорта Карачева, бывшего до этого глубокой бедной провинцией. Именно благодаря пеньковой и маслобойной промышленности уже к 1894 году население города выросло почти до 17 тысяч человек.

Но продлиться торговой династии в России у моих предков по отцовской линии не получилось. Мой дед Давид, тогда еще молодой крепкий парень, вернувшись однажды домой с работы в пеньковой лавке отца, перешагнул порог, остановился на минуту, а потом с сильной болью в спине упал на пол. Приглашенный на дом местный земский врач быстро поставил неутешительный диагноз.

То было обострение жестокой болезни – костного туберкулеза, хронического заболевания, связанного с воспалением и разрушением костей, особенно в позвоночнике. Этот коварный недуг поражает людей в любом, даже молодом, возрасте, и сопровождает их всю жизнь. Вылечить его в то время было практически невозможно, да и теперь весьма проблематично.

Поэтому ни о какой работе, связанной с хождением по заказчикам, тасканием мешков с товаром, даже стоянием за прилавком моему деду и думать не приходилось. Оставалось лишь сесть за швейную машинку Зингер и долгие годы ничем больше не заниматься, как только шить, лотать, перелицовывать лапсердаки, камзолы и сюртуки.

Среди разных предположений о причинах заболевания моего деда костным туберкулезом было одно, очень похожее на истину. Дело в том, что злопамятной судьбе-судье пришло в голову поправить оплошку, допущенную в случае моего предка по материнской линии Шимона, в свое время благополучно увернувшегося от царской рекрутчины. Именно для уравнивания роковых житейских невзгод, сопровождавших историю нашего рода, моему прадеду Зайдману, по-видимому, и пришлось стать кантонистом, 13-тилетним мальчиком отправленным в далекий зауральский воинский гарнизон.

Где-то там в многолюдной тесной казарме с близко друг к другу стоявшими койками он и подцепил от соседа ту паскудную заразу. А, может быть, схватил ее, когда на холодном ветру в тяжелой солдатской шинели с пудовым мешком на спине месил суглинистую грязь на многоверстовых маршевых переходах. Во всяком случае вернулся он домой хотя и не старым, но уже больным человеком. В полученной им по наследству торговой лавке ему только и отавалось сидеть за прилавком у кассы.

Потом он женился, пошли дети и, к сожалению, именно старшему из них Додику, моему деду, вместе с торговым делом передалась и та зловредная хвороба – костный туберкулез.

Вот почему позже, когда тот в свою очередь обзавелся семьей и заимел трех сыновей, его жена, моя бабушка Геня, говорила о своей озабоченности тем, что та страшная болезнь деда могла перейти по наследству не только детям, но и потомкам 3-го поколения, в том числе мне. Но, слава Богу, этот недуг, как моего отца и его братьев, так меня и моих двух двоюродных сестер обошла стороной.

Кстати, история моей родословной показывает, как с приходом индустриальной эпохи, технологической революции и подъемом всеобщей культуры и образованности стал заметно понижаться пик демографического хребта. На рубеже XIX и XX столетий рождаемость стала быстро падать. Если у моего пра-прадеда было 12 детей, то у прадеда уже только 6, и если мой дедушка, инженер-электрик, ограничился 2-мя отпрысками, то его дочь, имевшая два высших образования, увы, обошлась всего одним ребенком, а конкретно – мною.