Григорий Вильчек - Всеволод Вильчек. Послесловие

Я бы не заикнулся насчет нашей «дружбы не разлей вода». Бывали периоды охлаждения, скорее всего, связанные с продолжительными невстречами и отсутствием привычки к постоянной переписке.

«Что дружба? Легкий пыл похмелья…» Приятельствовали – безусловно, всю жизнь. Он, строго относясь к слову, не написал бы мне на своих «Алгоритмах истории»: «с такой стародавней, почти уже антикварной дружбой». Заслуживают внимания еще несколько его строк на книге:

После эвакуации в Ташкент. Севе – 7 лет. 1944 г.

В 1946 году с сестрой Ольгой.

Охота, рыбалка с детства манили Севу Вильчека. Ташкент, конец 1940-х гг.

Детские стихи В. Вильчека.

Директор школы, фронтовик Н. И. Саяпин вручает В. Вильчеку похвальную грамоту после окончания начальной школы. 1948 г.

Так и было: поэт, которого признавали, как равного старшекурсники. Печатается в многотиражке! (Потом, когда напечатали в журнале «Юность» – приняли как должное). Разглядывая восьмиполосный номер университетской газеты пятидесятилетней давности, где мой разворот «Перед Мельбурном» – интервью с великими спортсменами в «олимпийской деревне» под Ташкентом, здесь же на литстранице нахожу два стиха Севы. А рядом – пятикурсники Володя Рецептер (будущий народный артист РФ, режиссер, знаток пушкинской драматургии, прозаик, не оставивший поэтической колеи); Леша Пьянов (тоже пушкинист и многие годы главный редактор «Крокодила»); Святослав Благов, рано ушедший, аристократически-тонкий литератор.

Правда, несколько позже остроумец Михаил Аркадьевич Светлов, заехавший в Ташкент, за коньяком промолвил о Севиных стихах:

– Вы, молодой человек, описываете свой пуп. Это, конечно, тоже пейзаж, но – весьма однообразный.

…И все же. Если бы я изображал на полотне Севу двадцатилетнего, то не пишущим (никогда не видел его даже с блокнотиком на случай внезапного озарения), а на велосипеде с охапками мартовских тюльпанов, ежегодно собираемых им для друзей и однокурсников в степи под Ташкентом.

Для Севы главной улицей города был тупик. Но какой – Фисташковый! Наверняка – единственный в мире. Да и дом Вильчеков здесь, на мой коммунальный взгляд, тоже был из лучших на планете: крепкий, просторный; не скажу точно во сколько окон, но несколько выходили в сад, не очень большой, но, казалось, вечно цветущий – и охраняемый немецкой овчаркой Диком. У калитки она еще лаяла, а потом ластилась или гонялась за птицами.

Семья Вильчеков возле дома в Ташкенте. Слева направо: Сева с женой, его родители, сын и сестра. 1966 г.

Хозяева, по-моему, любили гостей. Севина мама улыбчивостью не отличалась, как и домработница Лена, полноправный член семьи, прибившаяся к ней еще до войны, на Украине. Севина нянька едва ли не с годичного возраста и Олькина – с ее недельного, из раскулаченных. Кудрявая Ольга в свои десять источала дружелюбие за троих, светилась улыбками и безотказно выполняла приказы брата:

– Олька! На дерево!

Она с кошачьей ловкостью взбиралась на абрикосовое, в пять минут наполняла очередную миску фруктами. Брата боготворила и боготворит.

Главой была мама. Заведовала она пошивочным ателье. Папа неизменно подчеркивал командирскую роль женщины не словами, а своим поведением. Душа-человек и редкостно интеллигентен. Именно от него характеры детей, их открытость и притягательность.

На военных сборах (Сева – в центре). 1957 г.