Яков Кротов - Революционные времена Усть-Каменогорска. Жизнь участника событий

Даниил Михайлович всегда, по рассказам бабушки, занимал выборные должности в районе. Был вахтёром, то есть хранителем общественных запасов хлеба. Была установка на время неурожая: собирали хлеб, зерно урожая, и хранили его при волости в магазеях (складах). Вахтёр, то есть доверенное лицо волости, этот хлеб принимал и через каждые три года зерно обменивали на новое зерно. В период нуждаемости выдавали по решению волостных властей ссуду.

Когда появились заводы, окрестные жители, не имевшие возможность обрабатывать землю, устраивались на заводы рабочими. Как земледельцы севера, так и заводские рабочие получали мизерное жалование – в среднем восемь рублей в месяц. Рабочие на заводе: углевоз, углежог, рудокоп, рудовоз. Они имели кредит забора продуктов в заводской лавке до двухмесячного заработка. Причем все продукты в магазине стоили на 20% дороже. Таким образом, рабочий всегда был должен заводу.

Конечно, человек, который имел возможность обрабатывать землю, имевший коров, овец, лошадей, жил неплохо. Но земля распределялась по душам мужского пола, женщины землей не наделялись.

Подати платили по душам, а безлошадный землю не мог обрабатывать да и расчистить её от леса не мог, так как работал на заводе: летом заготавливали дрова для угля, зимой жгли уголь. За заготовку дров, уложенных в поленнице по 4 кубометра, получали 50 копеек. Или, если человек имел лошадь, он получал один рубль за уголь в 20 пудов весом. Если при проверке недоставало веса 10—20 фунтов, то контора принимала этот уголь за 3/4 цены.

А рабочий завода, если опоздал на работу, штрафовался на 1/4 дня, то есть получал зарплату за 3/4 дня. Рабочий был вынужден работать так как земли были очень неплодородны и без удобрений давали плохой урожай. Урожай мог получить только тот, у кого были лошадь, корова, овцы. Так шла жизнь бедняка, а богатый от своего богатства богател.

После смерти стариков все сыновья работали. Прокопий Киприянович на заводе Омутнинском, а также Василий Данилович и Дмитрий Ильич для этого же завода жгли и доставляли уголь. Мы с отцом и Дмитрием Ильичом работали вместе. Потом и я уже на работу ходил со старшим братом Павлом и отцом. Заготавливали дрова для выжига угля и от заводской конторы получали аванс в счёт доставки угля в зимнее время, так как летом проехать по тайге было невозможно не только на санях, но даже верхом на лошади.

Так жили, работали, да молились бога. Ходя каждое воскресение в церковь за три-четыре километра от нашей деревни. В праздники отцы напивались, дрались с матерями, изливая своё горе и нужды на своих женах.

Росли и жили безграмотными, несли повинности в обслуживании господ. Огораживали господские леса и угодия, чтоб не попала на господскую землю твоя корова или лошадь и чтоб не платить штрафа. Огороды строили миром, имел кто дров или не имел, как бедняк, так и зажиточный, на одинаковых правах.

Из всей моей родни только мне посчастливилось попасть в школу.

У помещика была установка: объездчик задержал корову – штраф, лошадь – штраф, задержал порубщика в лесу – тюрьма, хотя бы эти люди работали на него же.

Жили во славу божию.

Раб не больше господина, кто больше имеет, у того умножиться, а кто мало имеет, у того отнимется. Жители деревень и починков, обрабатывая землю, платили подати за землю, занимаемую застройками, платили как жители богатые, так и бедные, с души мужского пола, хотя бедняк хлеба не сеял, а платил одинаково с зажиточным.

Так «процветала» жизнь рабочего, жившего на землях господ, на которого работали, получая шесть рублей в месяц за двенадцати- и четырнадцати-часовой трудовой день. Более ничего не получая, кроме штрафов за опоздания на работы, за недогрузку веса короба угля. Школ не было, зато были две церкви: одна православная, другая старообрядческая. Там проповедовали любовь к ближнему и терпение, за что обещали счастливую райскую жизнь после смерти.

Среди людей сеяли вражду эти же самые попы. Православный для старообрядца был еретик, то есть враг, старообрядец не имел права даже кушать с православным за одним столом, пользоваться ложкой православного, хотя и верили в одного бога. Так насаждалась культура. За всякое свободомыслие тюрьма, ссылка в Сибирь и т. д. Что нам могли дать наши деды и отцы? Ничего, кроме водки и вражды!

В такой обстановке я рос до девяти лет.

В 1880-х годах начали строить при церквах школы грамоты. В 1893 году брата Павла женили, а меня, по совету моего крёстного, Демида Кирилловича, устроили в церковно-приходскую трёхклассную школу. Она от нас находилась в четырёх верстах. Церковь у нас находилась в трёх верстах, стояла на горе Белок.