После окончания митинга они давали интервью журналистам Euronews, Саша при этом развернул плакат в мою поддержку для кадра. Внезапно на него налетели вооружённые сотрудники полиции или Росгвардии и повели в автозак, попутно ударили по почкам, впечатали головой в машину и пнули. В дальнейшем суд оштрафовал моего сына за нарушение правил проведения митинга, при этом в основу такого решения легли ложные показания сотрудника полиции: якобы Саша что-то выкрикивал, хотя в интернете выложено несколько видеороликов, где видно, что он ничего не кричал, когда на него беспричинно налетели со спины и задержали.
Про Сашу, моего единственного сына не от брака с Юлей, я хочу рассказать подробнее. Эта история началась 31 декабря. Наступающий 1991-й я встречал на турбазе в Прилуках (деревня в Серпуховском районе). Там и произошло наше с Леной знакомство. Она была секретарём комсомольской организации ситценабивной фабрики, жила с ребёнком в коммуналке. У неё в квартире собиралось очень интересное общество, и меня тянуло туда магнитом. Гораздо сильнее, чем к самой Лене. Но чем дольше мы общались, тем большую духовную близость испытывали. Развёл нас, как это часто бывает, быт. Я в то время начал строить свой дом – позже расскажу о нём более подробно, и Лена потребовала от меня законной регистрации наших отношений. Как приправу к пище, я стал ежедневно получать порцию упрёков, а на десерт – жалобы с оттенком скандала. И всё-таки я сопротивлялся. Во-первых, в тот момент я вообще не видел в этом необходимости. А во-вторых, терпеть не могу, когда на меня давят. В общем, я упёрся, а она не сдавалась. Почти каждый день выслушивал упрёки в чёрствости и эгоизме.
В итоге, в один прекрасный день, когда меня в очередной раз выгнали, я решил, что на этом всё – точка. Снял квартиру и переселился. Какое-то время «зализывал» душевные раны, но на переживаниях не особо зацикливался – работал почти сутками. Хотя от Лены я ушёл, но эпизодические встречи остались, и однажды я услышал, что скоро могу стать отцом. Если, конечно, срочно что-то не предпринять. Я уговорил её оставить ребёнка. Мне к тому времени было за тридцать, все родственники буквально хором требовали наследников фамилии. У моего брата Игоря только девочки, и получалось, что на нас род Шестунов обрывался.
Через положенное количество времени родился сын. Назвали Сашей, в честь моего деда, который страстно желал рождения правнука. Разумеется, все проблемы материального характера я взял на себя: купил, отремонтировал и обставил трёхкомнатную квартиру в центре города, хотя сам продолжал жить в съёмной. Оформил отцовство. Хотя мы и не жили с Леной, если я не видел сына хотя бы пару дней, начинал по нему скучать. И я не могу описать словами, что испытываю сейчас, когда не могу его видеть месяцами, когда узнаю новости о том, как его «паковали» в автозак за то, что он борется за мои права.
* * *
11 марта у меня произошло больше событий, чем за всю предыдущую неделю. С утра на обходе хирург Борисов сказал, что я освобождён от судов, однако меня загнали в клетку на ВКС на какое-то заседание. Я надеялся, что начинается заседание Красногорского суда по иску Генеральной прокуратуры относительно конфискации всего имущества, где мне, конечно, хотелось участвовать и активно выступать. Просидел четыре часа в клетке, а меня так и не соединили ни с каким судом, причём даже не говорили, связь по какому заседанию мы ожидаем.
Я сильно нервничал не только из-за того, что неизвестно чего так долго ждал, но и по поводу увиденного мною следователя Писарева в кабинете у начальника больницы Савченко Елены Викторовны. Я незапланированно повернул к ней в кабинет так, что конвой просто не успел отреагировать, и увидел этих двух голубков, воркующих чуть ли не в обнимку. С первого взгляда было заметно полное взаимопонимание и рабское заискивание Елены Викторовны перед следователем СКР. Когда они увидели меня и поняли, что я их застукал, то оба съёжились и чуть не полезли прятаться под стол. Ещё не утих тот скандал с предыдущим начальником больницы Динаром Тагировичем Гайсиным и угрозами следователя Видюкова, что он выкинет меня из больницы и поселит в «Лефортово» с профессиональным бойцом-тяжеловесом, проходящим по делу о терроризме. Гайсин бил себя в грудь кулаком и утверждал, что он врач прежде всего и никакой силовик не в состоянии на него повлиять, однако обманул меня и выгнал, как только ему указал следователь. Не помогли даже публикации в газетах о том, что ФСБ и СКР оказывают внепроцессуальное давление на врачей и тюрьму, ведь они не вправе вмешиваться в ход лечения и определять, с кем мне сидеть в камере.
Читать дальше