Знаю, насколько опасно трогать тему, кто из христиан более правильный, но не могу удержаться. Я как мать на пожаре перед домом, в котором может сгореть ее ребенок. И кто-то бросается в огонь и спасает его. Мне ли не давать ему этого делать, не выяснив, правильно ли он верит в Христа?! Или после с ним разобраться? Я не навязываю свой вывод, но мой был таким: если мы, православные, считаем себя в чем-то более правыми, то это означает только то, что мы должны быть примером, а не обвинителями и судьями. Второе: если кому-то удается лечить и учить во имя Божье, то не осуждать его надо и не мешать, а учиться у них, если мы не умеем.
Я продолжала жить, ремонтировала мамину квартиру, ездила на обучающие семинары, ходила на встречи в группу при наркологическом диспансере. А ситуация с дочерью тем временем все ухудшалась. Она жила где-то со своим «другом», очень редко отвечала на телефонные звонки. Несколько раз мы виделись, и это было тягостное зрелище. Она превращалась во что-то серое, невменяемое.
Я уехала по делам в Москву. Внутри было предчувствие беды, даже молитва шла туго. В одно из воскресений мои друзья повезли меня в подмосковный монастырь. Первозданно отреставрированные стены, ухоженные аллеи, безлюдно в дождливый день. Я ходила по нему, как по музею, полуживая, как будто внутри меня остановилось время. Зашла в один из приделов храма. Друзья сказали, что здесь они исповедуются перед причастием. В полумраке смотрели сурово на меня лики с икон и поблескивали большие ковчеги с мощами святых Оптиной пустыни, Киево-Печерской лавры, Афона. Слезы хлынули из глаз сами собой, это плакало мое сердце. Я не могла ничего сказать, забыты были все молитвы, но из самой сердцевины вырвалось: «Святые угодники Божии, вас так много, вы такая сила, а у меня дочь погибает! Помогите, сделайте хоть что-нибудь, чтобы ее спасти!»
Позже я рассказывала Марии об этой молитве в монастыре, и оказалось, что именно в этот день и в это самое время ее «приняла» милиция с поличным. За их квартирой давно велось наблюдение, так как «друг» уже имел условный срок. Мария хотела от него уйти, у них были скандалы, даже драки. Они оба понимали, что ее держит только необходимость иметь дозу каждый день. В один из дней она поехала запастись качественным «товаром» для себя, чтобы уйти и протянуть какое-то время без ломки, которой очень боялась. Машина с опергруппой собиралась взять их обоих в квартире, но когда дочь вышла, милиция решила последовать за ней в старый город, где ее взяли одну. И это, как потом оказалось, ее спасло. Если бы арестовали обоих в квартире, где был склад наркотиков и куда регулярно приходили покупатели, статья была бы намного серьезнее: группа, распространение, крупные размеры, а так ее взяли как покупателя нескольких доз для себя. Быстро дошла моя молитва, милосердие Божье проявляться может и таким образом, как ни печально.
Дочь рассказывала, что когда шло следствие, особенно первые недели, была согласна подписать любые бумаги с любым признанием, лишь бы только ее отпустили в камеру, потому что это было время ломки. В этом состоянии с человеком можно делать все что угодно ради выполнения плана по раскрытию преступлений, это знают все. Не понятно, почему наша система не предусматривает в практике ведения наркоманских дел снятие тяжелейшего состояния отравления, чтобы больной химической зависимостью человек мог адекватно отвечать за свои слова и поступки.
Нет, я не в обиде на полицию и суд, и не потому, что боюсь встречи с ними. Всей сложной кухни их работы обычный человек и представить себе не может. В моем случае я увидела вполне дружелюбное отношение как оперативников, так и следователей. Расследование провели быстро и не старались «завалить» девчонку, приписать лишнее, открыто говоря мне: «Она у вас не конченая. Конченых мы видели много, сделайте все возможное на суде». Даже рекомендовали своего адвоката, который хорошо разбирается в таких делах.
К тому времени я уже была подкована с точки зрения закона и технологии ведения наркоманских дел. Это очень важно – знать законы, касающиеся наших больных детей, и знать опыт других родителей. Опыт этот говорит: если вам следователь рекомендует адвоката, ни в коем случае не пользуйтесь им. Чаще всего это сговор, взаимовыгодный и не бескорыстный, поставка клиента от следователя адвокату и подгонка дела под оплату того, сколько с вас можно сдернуть. Адвоката я наняла своего, молодого, честного, верующего человека, с нормальной, принятой в их среде оплатой, без всяких завышений. Но самое главное – мною было принято решение: не лгать самой и не платить за ложь, чтобы помочь дочери выкрутиться. Такой вариант предлагался ее отцом, который говорил мне: «Ты во всем виновата, поэтому должна заплатить в одно место две тысячи, в другое – три, и это в долларах, конечно, и тогда все будет самым лучшим образом».
Читать дальше