А как читает Борис Евсеев! Заслушаешься. Буквально на первом же предложении он устанавливает контакт с аудиторией, со зрителем. И зритель сидит как завороженный.
«Легонькой, как пух, душа должна быть», «нечто приятное, как утро, как влага на губах», «граммы не отвергнутой любви», «прозрачная душа как планшет на груди»…
Который раз поразился динамике Евсеевской прозы, ее напевности. Не зря, как отметил кто-то из критиков, новый роман автора – это симфония. И, конечно же, авторское вИдение. Такой текст нельзя выдумать, всю ситуацию нужно не просто прочувствовать, ее нужно видеть! Поэтому самые, казалось бы, фантастические, точнее, мистические образы и сюжеты воспринимаются как реальные, происходившие в жизни.
Понравилась атмосфера в зале. Зрителей было немного (кстати, несколько человек приехали из моего родного Сергиева Посада), но их внимание и сопереживание услышанному передавались авторам, которые чем дальше, тем с большим удовольствием представляли свое творчество.
Вечер проходил без пауз, по нарастающей.
Своеобразный итог выступлениям подвел поэт и философ Константин Кедров. «К сожалению, по-настоящему творчества друг друга мы не знаем. Поэтому нынешнее мероприятие для меня стало большим праздником. Непридуманная проза Бориса Евсеева – сродни мистическому прозрению. В поэзии Замшева можно услышать настоящее, глубокое, личное», – сказал Константин Александрович. И добавил: «Пережитое не уходит никуда, это навсегда».
Декабрь 2018
И отрастали пейсы у меня…
1
Непросто день вчера складывался. Человеку, о здравии которого я уже несколько дней читаю по утрам канон о болящем, стало плохо, вызывали скорую. Я, по возможности, молился. Ну, как молился – пару раз прочел молитву о здравии и все повторял про себя: «Господи, помилуй!»; параллельно приходилось заниматься статьей о Куюмбинском месторождении.
А потом, когда мне сообщили, что болящего удалось в экстренном порядке покрестить, я побежал в церковь – у нас рядом с работой находится подворье Валаамского монастыря – подал записочку, заказал молебен о здравии. И, знаете, чудо произошло. Человеку стало лучше, пусть ненамного, но лучше.
К концу рабочего дня я чувствовал себя если не выпотрошенным, то выжатым в чай кусочком лимона. И в таком состоянии мне предстояло еще посетить одно мероприятие, на которое я давно очень и очень хотел попасть. Речь идет о концерте «Алте захен – старые вещи» с участием одного из любимых моих поэтов – Ольги Аникиной.
2
Не знаю, как, но мне удалось заставить себя преодолеть свое состояние и все же пойти в «Гиперион», где ребята из Питера представляли программу, построенную на еврейском фольклорном материале – времен концентрационных лагерей и гетто.
Легендарный книжный магазин «Гиперион» пришлось разыскивать, что называется, с поисковыми собаками, при этом я отдавал себе отчет в том, что уже несколько раз был там. И все равно пришлось знатно попетлять фактически по ночи (начало концерта в 20 часов) по переулкам Китай-города. «Впереди на холме ясно виден шпиль церкви князя Владимира – это ориентир, до которого нужно дойти», – подсказала мне инструкция под названием «Как идти от метро ногами», заблаговременно скачанная мною с сайта магазина.
Персонал «Гипериона» был занят подготовкой зала: готовили крохотную сцену, вывешивали экран, расставляли стулья, настраивали микрофоны, аппаратуру, свет.
Заказал латте, чтобы немного взбодриться после работы и блуждания по переулкам. Подъехала Оля. Обнялись, расцеловались. Мы же с ней почти земляки. Какое-то время Оля жила в Сергиевом Посаде, где до сих пор, слава богу, живу я. Олечка подарила мне свою книгу – «Кулунда». Уже потом, в электричке, я окунулся в ее чтение. Окунулся с головой. Забегая вперед, скажу, что интонационно «Кулунда» напоминала программу «Алте захен». Не удержусь, процитирую из книги Ольги Аникиной:
Извиваясь, горят саламандры вольфрамовых ниток.
По изгибам пластмассовых трубок – вагоны молекул.
В каждой мелочи – яростный крик человечьего горя,
человечьего горя.
3
С самого начала решил, что буду записывать как можно подробнее – все то, что услышу, увижу, почувствую. Причем приготовил для этого почему-то не ручку, а карандаш, точнее, его огрызок. Нет, ручка, на всякий случай, у меня всегда за ухом, но я сказал себе – буду писать карандашом.
Читать дальше