Юрий Винничук - Кнайпы Львова

Юрко холодно здоровается с Ромой и становится у пивного аппарата, наливает кружки. Роман заходит за буфет, осматривает закуски, крутит носом. Наконец и Ванда бросилась обслуживать гостей; делает это быстро, квалифицированно, но шероховато.

— Неужели такие бутерброды берут? — удивляется Роман. — Будто пугала за кустом.

— Еще как берут, — надула губы Ванда, недовольная критикой ее продукции. — А ты, когда голодный, не ел бы? Не забывай, что уже месяц — война.

Роман притихает. Он вчера одну корочку от этого бутерброда лакомством признал бы. Действительно, уже месяц — фашистская оккупация и голод. Как время летит!»

Шинок Найды — Вересюка — Мигаля не был одним из немногих кабаков, связанных с жизнью львовской литературной и художественной богемы во время войны.

Одной из старейших студенческих точек была кнайпа пани Иосифовой, существовавшая еще с 1860-х годов на ул. Академической. Среди студентов и холостых служащих славилась пани Иосифова тремя вещами: вкусными и недорогими обедами, впечатляющей тушей и тем, что держала мужа под каблуком. О последнем можно было догадаться сразу же. Пан Иосиф, маленький, худенький, тихий человечек, выглядел возле своей крикливой и пухлой половины, как мальчик.

Но пани Иосифова, несмотря на свою боевитость, имела доброе сердце для людей и животных. Кроме стаи псов и котов, держала грязного аиста и домашнего журавля, которого звали Ясь. Оба птицы жили вместе у нее во дворе. Пока этот журавль еще был юным, то ко всем ластился, как котенок, но как только ему исполнился год и он насадил на голову «красную шапочку» — то есть появилось у него на темени красное пятно, признак мужского пола, — как сразу стал неучтивым. Иногда, особенно весной, становился себе у входа в ресторан в боевой позиции, вытягивал грозно клюв и не давал прохода. Уважал только двух человек: пани Иосифову, к которой был привязан, и сторожа, которого боялся.

Когда Ясь был без настроения, посетители должны были звать на помощь собственно этих двух уважаемых журавлем лиц, иначе никто в кнайпу не мог ни войти, ни из нее выйти. Осенью и зимой, когда его обуревала тяга к путешествию, Ясь был печальный и беспокойный, пытался трепать крыльями, но взлететь не мог, так как они у него были повреждены.

Когда над городом пролетал журавлиный ключ и курлыкал на прощание, тогда Ясь на этот отзыв родных голосов наклонял голову то в одну, то в другую сторону, тоскливым взглядом провожал исчезающий в небе треугольник и в конце вторил им жалобным голосом. Затем как бы впадал в какую-то задумчивость, которая длилась несколько дней.

Еще в начале XX в. здесь под № 30 имел кабак Саломон Винд.

«У Винда, — вспоминал Остап Тарнавский, — была красивая дочь-подросток, и мы, гимназисты, часто заглядывали туда, что вызывало беспокойство у Винда. Он загонял свою дочь за стойку мыть стаканы. Однажды я решил отомстить Винду. Мы жили в доме как раз напротив его шинка. На первом этаже нашего дома были бюро учреждения, в котором я часто помогал их чиновникам в отправке почты или других делах бюро. Вот я и использовал эту возможность и решил позвонить Винду. Телефон был тут же у окна так, что я мог видеть Винда, как он отвечает.

— Это пан Винд?

— Да.

— Я хочу спросить, какой длины у вас телефонный провод.

— Довольно длинный.

— Но конкретно, в метрах, это нужно для статистики.

— Около трех метров.

— Так можете на нем повеситься!

Сквозь окно я вижу, как Винд бросает от злости трубку, сразу подбегает к дочери, и я почти слышу, как он кричит:

— Это твои кавалеры, я тебе…

Но в 1942 г. «Винда уже не было, а за стойкой стоял Тарас Мигаль и наливал клиентам пиво. Шинок он получил в аренду от хозяйственного правительства, которое не очень-то заботилось о соответствующем персонале, а только о налогах. Но недолго держал этот кабак Мигаль. Он сам любил выпить и угостить коллег, да и не очень-то точен был в расчетах, и бизнес не пошел».

Несмотря на то, что не известно, где он находился, обойти его невозможно хотя бы потому, что о нем дошла до нас песня с 1905 г. Автором этой песни был один из ее героев — Петро Лямпика. Другим героем выступает знаменитый батяр Юзько Мариносский, прославившийся огромной силой. Сам он не пел, но его кумплы (друзья) воспели его в песнях и легендах.

Что за кнайпа, и где она находилась, не знаем. Но вспоминает о ней Альберт Вильчинский в своей повести «Соломенный вдовец», изданной во Львове в 1879 г. В повести есть стишок, который написал то ли сам Вильчинский, то ли кто-то другой.