Константин Кеворкян - Четвёртая власть Третьего Рейха. Нацистская пропаганда и её наследники

Гитлер салютовал направо и налево и уходил, пока музыка еще играла. Целью стремительного ухода было стремление оставить нетронутым катарсис, в котором пребывала публика в конце выступления, впечатление сплоченности и единства, да и просто необходимость задержать собравшихся, пока Гитлер покидал переполненное помещение.

После речи Гитлер ни с кем из руководителей гау не беседовал. Все текущие дела разрешал не он, а кто-либо из его свиты. Претензии вождь тоже не выслушивал – во время речи он выкладывался настолько, что просто не был в состоянии адекватно реагировать на просьбы. Один из гауляйтеров нашел своего фюрера уже наутро после одной из речей. «С усталым и унылым видом сидел в одиночестве, сгорбившись, за круглым столом и медленно, с неохотой ел свой обычный овощной суп» (2).

Для прочих пропагандистских мероприятий специальное «Ведомство по организации праздников, досуга и торжеств» разработало «Типовые программы торжеств национал-социалистического движения и указания по порядку проведения национал-социалистических митингов на основе сложившихся в период борьбы традиций». То же ведомство даже издавало специальный журнал для нацистских массовиков и затейников.

Модель стандартного нацистского политического собрания создана при непосредственном участии Геббельса. Он ввел в практику торжественный внос знамен в начале собрания через живой коридор, образованный шеренгами штурмовиков; он также установил порядок проведения партийных собраний, по его распоряжению каждое собрание открывалось музыкальной увертюрой. Вообще, значение музыки в пропаганде достойно отдельной главы, сейчас лишь напомним, что в эмоциональном воздействии особую роль играют ударные инструменты и звучание фанфар. Известно, что маршевая музыка рождает энтузиазм, бравурная – возбуждает. И напротив, траурная музыка угнетает, вызывает отрицательные эмоции.

Предполагалось наполнить каждое гуляние или народный праздник политико-идеологическим смыслом, что вплотную связано с внешним оформлением проводимого мероприятия. Из кадров хроники мы хорошо представляем, как во время шествий фасады домов исчезали за цветными декорациями, знаменами, вымпелами и символами нацистского движения. Специализированные издания для пропагандистов давали советы своим подопечным относительно декора: не следует заклеивать окна наглядной агитацией, броские лозунги сделают наряднее тусклый городской пейзаж, грузовики с громкоговорителями, везущие огромные плакаты, эффектнее всего использовать в сумерках. Во время фольклорных праздников киоски, торговые места, открытые концертные площадки украшались в сельском стиле соответствующих земель, в качестве строительного материала использовались дерево, солома, камыш, черепица, то есть традиционные крестьянские материалы.

Кроме создания праздничной атмосферы с помощью музыки и художественного оформления, нацистские пропагандисты удачно использовали особенности нешироких улиц старинных немецких городов – прохождение 50 тысяч штурмовиков в колонну по четыре человека по узким проулкам какого-нибудь провинциального города при соответствующей режиссуре могло продолжаться 6–8 часов, что создавало впечатление чего-то немыслимого, грандиозного, необъятного.

Психологи утверждают, что приемы побуждения более эффективны, если они направлены не только на сознательную, но и на подсознательную сторону психики человека. В качестве примера можно привести классическое действо нацистской пропаганды – церемонию освящения знамен. Летом 1926 года на втором съезде НСДАП Гитлер торжественно вручил тогдашнему начальнику охраны СС Берхгольду самую священную реликвию нацистского движения – «знамя крови». То самое знамя, с которым члены НДСАП шли 9 ноября 1923 год во время «пивного путча», когда погибли шестнадцать партийцев, возведенных теперь в ранг мучеников и героев. Согласно официальному мифу, знамя было обагрено их кровью. Данная памятная дата использовалась для ритуала «освящения знамен», когда новые партийные штандарты рукой фюрера прикладывались к окровавленному знамени «пивного путча», как бы вбирая часть его сакральной энергии. Напряжение нарастало с каждым новым залпом, сопровождавшим прикосновение, и, таким образом, «освящение» следующего штандарта тем самым окровавленным знаменем. Ежегодная церемония просчитывалась до тонкостей и вызывала массовую истерию, наподобие религиозной.