С неба лился жар, и продавщицы, выходящие перекурить перед магазином, прятались в пятнышках тени, отбрасываемой навесами домов. Ну совершенно, как будто прятались от дождя. Улица выглядела так, будто бы последние сто лет мир занимался одним лишь старением, расползанием и ничем более. Брусчатка мостовой расшатывалась и грязла в грязи. Тротуары же походили на застывшую в бетоне норовистую речку. Кое-где зияли провалами открытые канализационные люки. Сами же дома истекали старостью, грязью и разрухой.
А я не мог понять, почему себя так здорово чувствую.
По Рынку ковыляли пожилые поляки: местные и приезжие. Кто есть кто, можно было различить сразу же. Приезжие перемещались медленно, благоговейно, несколько торжественным шагом и вполголоса жаловались. Высказать все это громко они как бы и боялись. У них имелись претензии, что все разъебанное, заброшенное, что УПА, что Бандера. Еще постанывали, что Ялта и Сталин. Бухтели про Щепцьо и Тоньцьо [6] Персонажи довоенного львовского радио, ведущие программ о Львове, разговаривавшие на «гваре львовской» — региональном говоре польского языка, распространённом среди жителей Львова. Его часто путают с так называемым « балаком » « батяров » (жаргоном уличных хулиганов Львова), с которым у неё было, однако много общего. Львовский польский говор возник во второй половине XIX века, когда польский субстрат испытал сильное влияние (в основном в лексике) со стороны немецкого языка ( szpilać, sztajgować, tryngeld, waserwaga, zicher ), идиш ( szac, myszygine ), украинского ( hreczka, makitra, zahałom ), русского ( blatować, pacan, sztany, zerkało ) и чешского языков ( masny ). Львовская гвара имела связи с другими галицкими говорами польского языка и краковской гварой. После 1945 года и массовой репатриации польских жителей Львова в Польшу гвара постепенно стала выходить из употребления в самом Львове, но употреблялась репатриантами в западных районах Польши. Щепцьо и Тоньцьо стали героями и пары довоенных польских музыкальных фильмов.
.
Зато местные поляки крутились живчиками, стреляя глазками то в одну, то в другую сторону, словно люди, вынюхивающие выгодное дельце. Они безошибочно вылущивали в толпе туристов из Польши, подходили и спрашивали, а не нужна ли квартирка внаем или карта с польскими названиями улиц. Для заманухи подкидывали пару словечек о злых украинцах и о величии давней Речи Посполитой.
А эти поляки из Польши покупались на все эти россказни поляков с Украины словно молодые. Достаточно было, чтобы подошел такой львовский поляк, порассказывал о довоенном Львове, запел под нос «W dzień deszowy i ponury» [7] Известна еще как «Марш львовских детей»: «Мрачным и дождливым днем, сверху, из Цитадели, рядами идут львовские дети, чтобы бродить по белу свету…» — http://photo-lviv.in.ua/pyat-pisen-pro-lviv-polskoyu-movoyu/
, сказал: «а чуйци як у сибе в дому, бо то и ваше място, та йой», и поляки из Польши все были зареванные, уже расклеенные, уже бескостные, словно их грузовик переехал, уже хлюпали под носом и за бумажники хватались, они покупали маленькие карты и путеводители, снимали квартиры.
И вот как раз именно такой львовский поляк к нам и подошел. Звали его Юрием. И хотя по-польски говорил он не ахти, но клялся-божился, что поляк до последней капельки крови. Что на нас как раз никакого впечатления не производило, потому что польскость была самой распоследней вещью, которую мы во Львове искали.
— Это хорошо, что Львов не польский, — говорил я как раз Гаврану, несомый словесным поносом после «Вигора». — Ведь никакой радости приехать в польский Львов и не было бы. Все равно, что в Познань поехать. Или во Вроцлав [8] А шпилька в тексте имеется… Познань — город, в котором, по сути, зародилась польская государственность. Но, с конца XVIII века Познаньское княжество вошло в состав Пруссии, а позже — Германии, и только с 1919 года вновь стало частью Польского государства. Вроцлав же вновь стал польским только в 1945 году. Зато Львов с 1939 года перестал быть польским…
. А так — прошу пожалста… Ведь что тут деется. Ведь, ну, старик… Оглянись. И отпадаешь. И ты на сраке.
И делал глоток бальзама «Вигор», после которого окружающий мир был уже не тем, чем был раньше.
Ага, но тут подошел тот самый Юрий. С усами под носом, с печальными глазами и картой Львова на продажу. И сказал, что жилье дешевое. Карты мы не желали, а вот какая-нибудь крыша над головой пригодилась бы — оценил Гавран, и с ним трудно было не согласиться, поскольку вечер близился, а мы были уже замечательно на бровях, нор, скорее, без планов на будущее. Тогда мы спросили, где эта его квартира, на что тот: недалеко и расслабьтесь.
Читать дальше