Земовит Щерек - Придет Мордор и нас съест, или Тайная история славян

Было жарко и душно, но окон открыть не разрешали. Как только я попробовал, тут же половина маршрутки развопилась на меня, чтобы я закрыл, а то всех их продует, и все умрут. На меня кричали бабули, вопили молодые парни в остроносых туфлях, пищали девоньки с повешенными на шеях мобилками, из которых было слышно жужжащее русское диско.

— Оставь, — сказал Гавран со скучающей миной знатока, — это ничего не даст. Здесь нельзя открывать окна. В автобусах, в поездах. Вот нельзя — и точка. Запрещено! У нас молоком не запивают мяса, а водой — фрукты, а здесь не открывают окна во время поездки. Так что падай на задницу и уважь.

Как я говорил, Гавран когда-то уже был в Украине и по этой причине строил теперь из себя гуру-гида.

С этой Украины он вернулся словно траппер из диких гор, и так долго рассказывал в Кракове о чудесах и ужасах путешествия, что, в конце концов, я поехал с ним — увидеть собственными глазами. И вот я тут.

За грязными занавесками тянулась Галичина. Теперь уже украинская, а не польская. И выглядело все это так, словно я въехал на территорию альтернативной истории собственной страны. Но ведь именно так оно на самом деле и было.

А потом начался Львов.

Этот город не должен существовать, — думал я, глядя через окно. Польский миф его потери настолько силен, что никакого Львова не должно и быть. А он стоял, ни на кого не обращая внимания, да к тому же еще нагло выглядел, более-менее, так, как выглядел перед собственным региональным апокалипсисом.

И сразу, как только мы вышли из маршрутки на львовской земле, Гавран помчался в аптеку, купить тот легендарный бальзам «Вигор» [4] По-украински: «Вiґор». Как видно по бутылке, выпускать его начали еще до массового распространения буквы «г с палочкой» (не «г на палочке»!). , о котором я уже столько успел от него услышать.

http://www.apteka.ua/article/171961

— Этот самый «Вигор», — говорил Гавран — он формально вроде как и лекарство, поэтому его можно купить только в аптеке. Не знаю, от чего там это лекарство, от чего-то там, вытяжка из двенадцати трав, дюжины украинских воинов, men, а действует что твой балтийский чаек из Пелевина, кокаин с водкой. Все поляки, которые приезжают во Львов, здесь его пьют.

Мы присели на какой-то кошмарной детской площадке, где под ногами было полно окурков и разбитых бутылок. Тут же рядом стоял памятник Степану Бандере. Памятник был в галстуке и развевающемся, расстегнутом плаще-пыльнике, и у него была такая мина, как будто бы лишь на трамвайной остановке до него дошло, что дома оставил не выключенный утюг. Бандера был отчаянно громадный и, прежде всего, пробуждал умиление своей перерослостью и затерянностью.

Мы сели, и Гавран развел бальзам «Вигор» хлебным квасом. Мы пили и глядели, как по площади медленно прогуливаются люди. Вся площадь идеально вписывалась в окружающую среду. Как и та, площадь едва-едва собирала свои формы в единое целое.

Ребята, но бальзам и вправду действовал. Я пил его и — честное слово — чувствовал, как в мои жилы вступает сила, энергия и эйфория [5] Вiґор — энергичность, решительность, бодрость. Украинско-русский словарь указать не могу, так как в Нэте не нашел. В академическом толковом словаре украинского языка в 11 томах (1970) этого слова нет. Перевод дается с английского «vigor» (vigour — ам.). , которых я не чувствовал уже ой с каких времен.

И чем больше я пил, тем больше мне здесь нравилось. Потому что все здесь было вывернуто на полную катушку. До упора.

Советские автомобили гнали по этим чудовищным выбоинам, словно им под хвост перцу насыпали, теряя какие-то проржавевшие детали. Словно живые мертвецы в фильмах про зомби-апокалипсис. Из стен старых каменных домов торчали. На крышах росли тонюсенькие деревца. На газоне, где-то на Жолкевском Предместье, лежала старушка. Мы побежали, чтобы ей помочь, но тут почуяли исходящую от нее вонь спиртного. Мы бросились ставить ее на ноги, только бабуля в нашей помощи не нуждалась. Она валялась себе на солнышке, изрыгала из себя запах водки, и ей было на свете хорошо, словно Диогену, который вылеживался себе перед бочкой. Ласковым голосом она попросила нас отъебаться, так что, в конце концов, мы оставили ее на том газоне и отправились бухать. Бухать все, что только было можно.