Веслав Гурницкий - Песочные часы

Одного.

Одного из двухсот сорока? Значит, остальных убивал мотыгой?

Переводчик забыл, как по-кхмерски будет «мотыга». Я взял из кучи лома большой металлический прут и взмахнул им в воздухе так, словно собирался разбить заключенному череп.

Моах Кхун кивнул головой: да, так он и убивал. Но при этом даже не втянул голову в плечи и не отступил ни на шаг. Офицер сделал мне резкое замечание, что так вести себя нельзя.

Хорошо. Что еще может сказать этот человек?

Ему дают слишком мало еды. Так он говорит.

Ах вот как, мало еды. А когда он вернется в деревню Тхамай?

Он не понимает.

Я спрашиваю, хочет ли он вернуться в деревню, где убил двести сорок человек.

Нет. Он хочет остаться здесь.

С минуту мы молча глядим на этого стройного, загорелого парня. На его смуглые руки с длинными пальцами, на спутанную копну волос, мягкие черты лица и тонкие ноздри. Неужели так может выглядеть убийца двухсот сорока человек? Он стоял перед нами, залитый солнцем, спокойный, худощавый, невысокого роста. Двор был наполнен запахом трупов, лежавших под слоем щебня в сорока метрах от нас. Где-то неподалеку слышались звуки одиночных выстрелов. В разных частях здания то и дело раздавались аплодисменты. Два ряда перевоспитуемых слушали текст брошюры.

Мы не знали, о чем еще спрашивать. Охрана расценила эту заминку как окончание беседы. Моах Кхуна отвели метров на десять и велели ему сесть на ступени бетонной лестницы. Он сидел молча, не шевелясь, по его смуглому лицу не пробежала тень беспокойства или любопытства.

Потом уже четыре солдата привели другого заключенного, и мимолетное ощущение нереальности сразу же развеялось.

Бледное, почти белое лицо этого человека нельзя было сравнить ни с чем, что я до сих пор видел. Вокруг нашей группы стояли шесть солдат с готовыми к стрельбе автоматами. У офицера и переводчика были при себе пистолеты. Вдоль стен ходили вооруженные часовые. Тем не менее мы, все до одного, испытали мгновение физического страха. Мы не могли оторвать глаз от страшного, нечеловеческого лица этого антропоида.

Огромные косые глаза, прикрытые тяжелыми веками, напоминали тигриные: у них была такая огромная бледно-зеленая радужная оболочка, какой у людей никогда не бывает. Коричневые зрачки были мертвы как у слепого, и походили на матовые, плохо отшлифованные, лишенные блеска камни. Выпуклый лоб и подбородок контрастировали с поджатыми губами и зубами, похожими на звериные клыки. В лице человека чувствовалась неописуемая сконцентрированная жестокость. Две борозды, шедшие наискось от плоских кошачьих ноздрей до вытянутого подбородка, превращали это лицо то в страшную маску китайского или яванского демона, то опять в морду тигра.

Мы поставили его около дерева и начали поспешно фотографировать. Он был дурно сложен, приземист, с короткими кривыми ногами. На пальцах его больших и сильных лап торчали когти, совсем непохожие на ногти человека.

Его зовут Син Сиеу Самоан, он кхмер, хотя по виду напоминает чама. Ему тридцать два года. Умеет читать и писать. Сперва он был начальником «коммуны» Свайонг, а затем, в 1976 году, стал щефом службы безопасности уезда Кандаль в провинции того же названия. В 1978 году его сделали шефом службы безопасности целой провинции Свайриенг, той, которую было решено полностью уничтожить. Это был высокопоставленный чиновник свергнутого режима, человек, пользовавшийся полным доверием. Он был схвачен с оружием в руках в ночь с 6 на 7 января, в местности, название которой не имеет значения, а если б и имело, его все равно нельзя упоминать. Эти сведения нам сообщил офицер.

Сколько людей убил Син Сиеу Самоан?

Девяносто дюжин и еще полдюжины. То есть тысячу восемьдесят шесть человек. Син Сиеу умеет пользоваться десятеричной системой, но часто путается в счете и сбивается на двенадцатеричную систему. Герхард теряет самообладание, захлопывает блокнот и кричит на двух языках, что нельзя собственноручно убить тысячу человек.

Нет, он не всех убил собственноручно.

Ну так скажи, черт побери, сколько людей ты убил этими толстыми лапами?

Двести пятьдесят человек.

Где это было? Когда?

Двенадцатого августа 1978 года в одной из деревень провинции Свайриенг. Но тоже не один. С восемью товарищами.

А что с остальными? Они тоже здесь?

Нет. Крестьяне их убили.

Теперь уже Леонид не выдерживает. Так нельзя, это издевательство, пусть этот зверь ясно ответит наконец, сколько человек погибло непосредственно от его руки.