Дмитрий Быков - Карманный оракул (сборник)

И, конечно, ракета. В двух своих ипостасях – военной и мирной, крылатой и космической – она воплощала собою не только эрегированную национальную гордость, но и способность дать отпор, и прорыв к великой космической утопии, и физико-лирический консенсус на пути к справедливому обществу. Ее отцом был столь же амбивалентный Королев – самый привилегированный из советских ученых, успевший, однако, два года отсидеть и чуть не погибнуть; приложением к ракете являлся Гагарин, чьими главными атрибутами были суровая советская военная форма и бесконечно добрая улыбка.

И – пауза. На долгих двадцать лет Россия лишилась национальной символики – не потому, что оскудела, а потому, что упростилась. В девяностые она стала очень плоской, простой, однозначной; амбивалентность надолго исчезла. Разве что Ельцин был в меру грозен и дружелюбен, да не брезговал и эликсиром – так что этот главный медведь русской политики вполне тянул на национальный символ, но, пользуясь минимальной поддержкой внутри страны, годился главным образом на экспорт. Кладовая нашей геральдики пополнилась лишь при Путине, который и сам по себе стал универсальным символом страны именно благодаря пресловутому оборотничеству, сочетанию миролюбия с агрессией, спецслужебности со светскостью. У России, чьи березки и тальянки успели поднадоесть ей самой, завелось сразу несколько потенциальных гербов или, по крайней мере, эмблем.

Во-первых, нефть, которая одновременно губит и спасает российскую экономику, заражая ее голландской болезнью. Нефть, черная кровь земли, – сырьевой ресурс, парализующий нашу промышленность, но спасающий нашу идентичность. Нефть – то, чего у нас много, но чего вместе с тем нет у частных людей: она, как икра, находится в трансцендентной, неосязаемой собственности. Нефть – источник войн, разборок, переделов мира, но она же – гарант стабильности. Словом, оборотничество налицо. Нефти сопутствует газ – наиболее адекватное выражение газообразной русской души, которую по тысячекилометровым трубам неустанно гонят во все концы мира. Русская душа голубым венчиком горит в европейских кухнях. Еще одним символом России стал вентиль, во власти которого – в любой момент перекрыть поток русской души и оставить Европу в полной бездуховности. Кстати, нефть, как и водка, – эликсир оборотничества. Пока она стоила дешево, мы вели себя относительно скромно, но стоило ей подорожать – и Россия мгновенно перестала сомневаться в своем праве учить весь мир и гордо отвергать его советы под предлогом суверенитета. Суверенитет от нефти разросся так, что государство постепенно стало суверенно даже от рядовых граждан – чего сроду не могла обеспечить никакая икра.

Во-вторых, в качестве символа России все активнее позиционируется православие, в советское время по понятным причинам притихшее. Русское православие – особое: традиционные черты христианства – свободолюбие, милосердие, отчужденное отношение к государственности – в нем выражены слабо или отсутствуют вовсе. Милосердие сочетается в последнее время с весьма агрессивной риторикой, любые инициативы власти вызывают у его духовных лидеров неприкрытый восторг, а свобода, напротив, всегда подозрительна. Православие расценивается современными пиарщиками России не как доказательство ее связи с прочим христианским миром, а, напротив, как нечто отделяющее ее от этого мира, ограждающее от его тлетворного влияния. Если одно из значений слова «religio» – связь, то в нашей сегодняшней традиции религия – еще один форпост, граница, обособление; это уж такое оборотничество, что дальше ехать некуда.

Наконец, третьим символом сегодняшней России выступает Рублевка и неразрывно связанный с нею рубль. Клянусь, Рублевское шоссе никогда не приобрело бы такой внутренней (а теперь уже и международной) популярности, если бы не созвучие с постоянно укрепляющейся национальной валютой. В сознании иностранцев Рублевка – место, где много рублей, и, честное слово, они правы. Для отечественного потребителя Рублевка – главный гламурный бренд, для зарубежного – символ растущей российской экономики. Москва сегодня – центр роскоши; российский магнат легко может заказать на день рождения жены концерт Майкла Джексона. При этом Рублевка державна, ибо люди, живущие на ней, – элита власти, столпы престола. Роскошь, конечно, не добродетель, особенно в христианской системе ценностей, но в том и оборотничество: свинство, а приятно же! Прия-а-атно. Власть наконец перестала стесняться хорошей жизни. Россия, долго позиционировавшая себя как страна романтических бессребреников, стремительно избавляется от этого имиджа: теперь это страна ничем не оплаченной, свалившейся на голову роскоши – и она никому не обязана отдавать отчет в своих действиях: конъюнктура такова, что сегодня мы можем позволить себе что угодно. А когда кончится нефть – начнется еще что-нибудь.