Юлия Шувалова - Упражнение в одиночестве. Неоконченное эссе

Не спать ночью никогда не вызывало трудностей. Даже не знаю, откуда у меня такая способность. Мои однокурсники в МГУ на полном серьезе спрашивали, что делать, чтобы не заснуть. Обычно вопрос возникал в период экзаменационной сессии. Я никогда не сподобилась дать ни одного дельного совета, они же, насколько я знаю, никогда не бодрствовали ночь напролет.

Сочинять скучные тексты тоже не в новинку. Сейчас мне нужно написать всего-то страниц пятнадцать. Тема мученичества охватывает историю, философию и религию, а все события происходят в Индии в течение 17 века. Конечно, Азия не Европа, но и всё-таки ничего необычного в 17 веке нет. Думаю, это всё из-за него. Он – это Паскаль Киньяр. С тех пор как я прочла «Террасу в Риме», мне хотелось найти и прочесть как можно больше его книг. Как следствие, с 2006 года я прочла всё, что было переведено на русский, а также несколько книг на французском, например, трактат о языке и замечательный сборник эссе о мировой живописи. (Месье Киньяр остается одним из моих самых любимых авторов из ныне живущих классиков современной литературы).

Киньяр очаровывает меня истинной joie d’ecrire. Хороший писатель должен любить людей и язык. Это не значит, что ему неведомы человеческие недостатки, однако он должен верить, что Любовь – единственная сила, которая правит миром. Тщательная работа над текстом подразумевает любовь к читателю. Автор может и не знать, кто именно возьмет в руки его книгу, однако, взяв, этот кто-то должен по крайней мере почувствовать уважение к себе как читателю. Любовь к языку проявляется, помимо общей грамотности, в разнообразии литературных приемов, используемых при создании произведения, и в способности подобрать точные описания. Киньяр и тем, и другим владеет в совершенстве, из-за чего некоторые походя замечают: «Ах, он же эстет!» В этой фразе отчетливо звучит ирония, если не презрение, даже если слова появились на экране компьютера. Осмелюсь сказать, что в мире, где эстетика свелась к идеально подстриженной бороде, многого стоит – найти автора, чье владение языком выходило бы за пределы повседневного и тем более традиционного обихода. Именно язык, лишенный вещественного воплощения, но при этом наделенный неиссякаемой мощью, и приближает нас к божественному источнику Бытия.

В своей читательской жизни я пережила несколько интенсивных «романов» с разными писателями. Среди тех, чье творчество я поглощала с особой жадностью, стараясь найти и прочесть как можно больше, были Шекспир, Хемингуэй, Чехов, Булгаков, Генри Миллер, Моэм, Зюскинд, Гарсиа Маркес, Варгас Льоса, Воннегут. А также Уайльд, Превер и русские поэты всех времен. И, конечно же, Киньяр. В литературе я сознательно стремилась объять необъятное, поэтому читала (или пыталась прочесть) практически всё, что было написано и достойно прочтения. Поскольку в университете я изучала историю, то я также упоенно читала античных драматургов, трубадуров, поэтов Ренессанса, философов 17 века, литературные произведения эпохи Просвещения и прозу и поэзию стран Востока. И даже такие авторы, как де Сад и Батай, не остались без моего внимания.

Такая читательская экспансивность может насторожить или вызвать улыбку, поскольку встает закономерный вопрос: как из этой какофонии должно родиться что-то свое? Отвечу от противного: меня всегда настораживает, когда начинающие (а иногда и действующие) литераторы настойчиво работают в русле только одной традиции или жанра и годами не меняют стиль. Литературное наследие человечества столь огромно и многообразно, что синтез направлений выглядит сам собой разумеющимся. Ну, и настоящее преступление против литературного процесса, – когда работа ведется «под» конкретного автора. Конечно, читая Булгакова и упиваясь им, можно в какой-то момент начать писать, как он, однако наша задача – научиться тому, что есть только у Булгакова, и пойти дальше. На этот случай у Киньяра есть цитата: «Нужно много читать, а писать еще больше». Задача чтения для литератора – изучение тем, идей, характеров, приемов с одной целью: развить свою речь, создать собственный стиль, который будет заметен не только в художественных произведениях, но и в повседневной жизни. Как в «Пирогах и пиве» замечает Моэм, писатели даже в обычной речи начинают следить за тем, как они говорят. Однако на одном-двух «любимых» авторах далеко не уедешь, не говоря о том, что при такой скудости не получится развить художественный вкус, а это едва ли не единственное, что позволит в дальнейшем, следуя завету Пушкина, быть себе высшим судьей, прилежно работая над собственными текстами, прежде чем выпустить их в свет.