Юлия Шувалова - Упражнение в одиночестве. Неоконченное эссе

Все главы с 1 по 10 (кроме 6) расположены в той последовательности, в которой они были написаны для блога Los Cuadernos de Julia с 2006 по 2010 годы. Объединяло их прежде всего то, что во время сочинения я была одна: мне не с кем было посоветоваться, либо я не хотела этого делать. В строгом смысле слова я никогда не была совсем одна и не писала в уединении: у меня есть родственники и меня неизменно окружали люди, соседи или кто-то за ближайшим столиком, кто мог меня отвлечь. Но никакого взаимодействия у нас не было, я никогда ничего ни с кем не обсуждала, поэтому можно сказать, что одиночество стало методом. Главы с 11 по 18 добавлялись в порядке написания. Мне было важно сохранить свободное движение мысли по разным аспектам темы.

Главы писались по-разному: одни на компьютере, глава 4 – целиком от руки, у других были рукописные наброски. Большинство стихов написаны от руки, но стихотворение из главы 13 напечатано в телефонном приложении. Четвертая глава, написанная за два часа, демонстрирует не только ход мысли, но и течение времени. Все они, за исключением глав 16 и 18 и последующих дополнений, были написаны на английском. Со стихами чуть сложнее. С самой первой сказки, которую я сочинила, когда мне было 5 лет, я пишу и стихи, и прозу. В сказке рифмованные строчки перемежались с прозой, и здесь вы тоже найдете несколько стихов, некоторые из них были написаны на английском (и для русского издания переведены мною на русский), другие, наоборот, написаны на русском и переведены на английский.

Назначение этого эссе – дать надежду, и кто может сделать это лучше человека, часть жизни проведшего вначале в страдании от одиночества, затем – в его осознании, а ныне пребывающего в полном принятии такого положения вещей? Единственный ребенок в неполной семье, в какой-то момент я осознала склонность и потребность к уединению и противоположное ему относительно постоянное и тягостное чувство одиночества. Чем лучше я узнавала мир и людей, их привычки и образ жизни, тем яснее я понимала, что уединение – это благо, а одиночество не конец света.

Сегодня у меня, в целом, нет проблем с одиночеством ни как с чувством, ни как с состоянием. Я вижу в нем нормальное проявление человеческой природы. Его нельзя отрицать как состояние, однако само по себе одиночество – это следствие какой-то глубокой потребности. Для меня здесь существует определенный лингвистический интерес, потому как мы нередко путаем вещи и, желая одного, говорим о другом. К примеру, в английском языке есть, по крайней мере, три слова, которые можно перевести словом «одиночество»: это solitude (пребывание или проживание в уединении, без явно отрицательной коннотации), собственно одиночество, loneliness (иногда с яркой отрицательной коннотацией) и uniqueness (если понимать одиночество как человеческую индивидуальность, либо творческую одинокость, уникальность). И все же одиночество обычно понимается в социальном или даже строго физическом смысле, то есть как loneliness. Таким образом, говоря об одиночестве, мы подразумеваем необходимость, стремление принадлежать какому-то сообществу людей. Редко кто упоминает об одиночестве в тех случаях, когда ты окружен людьми, несмотря на то что большинство из нас испытало это хотя бы однажды, и я посмею утверждать, что именно такое одиночество мы находим самым невыносимым. Тем не менее большинство из тех, кого я знаю, обычно считают одиночество жутко неприятной вещью, которая случается, когда рядом никого нет, и потому должна быть избегаема любой ценой, даже за счет поддержания ненужных связей.

В то же время я не вполне разделяю то представление о самодостаточности, проистекающей из уединенного проживания, как оно представлено в трудах Шопенгауэра. Возможно, причина в том, что истинной самодостаточности вокруг не так уж и много, и под ней, при ближайшем рассмотрении, часто скрывается обида на людей и уязвленное самолюбие, которые и заставляют держаться на расстоянии и избегать общения. Моя неуверенность в посылке философа кроется также в том факте, что всякому человеку нужно общение с настоящими людьми, чтобы прийти к непредвзятому мнению. Особенно это нужно писателям. Нам нужны настоящие люди из прошлого и настоящего со всеми их надеждами и слабостями. В литературе нет места высокомерию или обидам, если речь идет о знании жизни. Всякая гипербола скрывает нечто вполне реалистичное, что существует в социуме – той огромной общей зале, где женщины писали втайне, пока Вирджиния Вульф не провозгласила, что нам нужны деньги и своя комната. Как женщина, я полностью с ней согласна. Однако с тех пор многие писатели, как мужчины, так и женщины, обрели деньги и закрылись в своих комнатах, отчего стиль и предмет их произведений серьезно пострадали. Вот почему меня не убеждает отстраненность Шопенгауэра: она позволяет некоторым людям думать, будто они справятся посредством интуиции и того малого знания о жизни, которое у них имеется. Действительно, мы можем представить многое, перебирая наш мозговой паноптикум, но всё же нам нужны живые примеры того, какими вещи бывают на самом деле. Чтения недостаточно, и, в любом случае, вдумчивое, внимательно чтение – это не менее одинокая деятельность, чем писательство.