Александр Черенов - О ВЫСОЦКОМ, О «БИТЛЗ», О ЖУКОВЕ… И О СЕБЕ

…«Всё, что было загадано, в свой исполнится срок…». Лагерфюрер – человек слова: через день я уже член Совета общины, к удовольствию сторонников лагерфюрера, и, соответственно, неудовольствию его врагов. В штатном расписании меня культурно «обзывают» «членом Совета по вопросам правовой защиты интересов общины и её членов» (последнее – очевидный реверанс быдлу, чтобы не задавало лишних вопросов относительно «двойных стандартов»).

Не обманывает меня «рабовладелец» и насчёт «условий рабовладения»: я получаю вполне приличную комнату в гостинице, с унитазом, ванной, горячим душем, газовой плитой и холодильником. К сожалению, телевизор и радио в секте – под запретом. Но, поскольку мне как юристу общины, необходим источник справочного материала, Совет принимает решение о выделении мне компьютера и подключении его к Интернету. Так, что, при желании и с соблюдением мер предосторожности я могу «получать справки» не только из области юриспруденции.

В плане бытовых условий моим товарищам по несчастью – во всём остальном вовсе не товарищам – повезло значительно меньше. Можно сказать и так: им всем досталось – исключительно «на орехи» и «по первое число». Всех их развели по баракам с двухъярусными металлическими кроватями: женщин – отдельно от мужчин. Всех переодели в униформу с полосками, в которой они удивительным образом напоминают кацет времён «третьего рейха». Коммунальные услуги им предоставляются исключительно «во дворе»: и умываться, и отправлять естественные надобности. Баня – один раз в неделю, по субботам.

Видел я – по счастью, только видел – и меню трудящегося элемента: чёрный хлеб, перловка, сечка, брюква, сушёный картофель, кисель из крахмала с красителями и прочей синтетикой, имитирующей вкус и запах фруктов и ягод. Чай и кофе в секте не подают: «бесовское пойло». Все «кушанья» – весьма сомнительного качества, да и те по минимуму, в три приёма.

В первый же день от прибытия всех распределяют по бригадам – и начинается «счастливая жизнь за границей». По-разному начинается – у кого где. «Ассортимент счастья» – широкий: рудники, шахты, лесосека, пашня, сады, огороды. Рабочий день – двенадцать часов. Норма выработки – почти стахановская: к исходу двенадцатого часа многие не стоят на ногах: не могут.

В свободное от основной работы время – «политзанятия»: изучение Библии, песнопения и хороводы. Учиться надо так же ответственно, как и работать: каждую главу, каждый стих и каждую песенку в следующий раз отвечаешь, как школьный урок. Только, в отличие от школы – никакой халтуры: материал надо знать так, чтобы «от зубов отлетало». И никакой отсебятины: «шаг вправо, шаг влево» – и «двойка». А «двойка по успеваемости» карается строго: сверхурочными политзанятиями, а в случае повторного нарушения – увеличением норм выработки при одновременном сокращении рациона.

Передвижения по территории лагеря… то есть, общины – только строем. Исключение – для похода в туалет. Хотя и в туалет ходят строем, в строго установленное время, но, если приспичит, с разрешения старосты барака, исключение допускается. Правда, «нарушитель» тут же зарабатывает очередной балл в личный «дебет». Это не игра: всё очень серьёзно. Баллы суммируются, и при достижении цифры «пять» нарушитель подвергается взысканию: очередное лишение чего-либо. Например: отмена киселя сроком на одну неделю. Или дополнительные «песнопения» на такой же срок (два часа сверхурочно). А поскольку здесь регламентируется каждый шаг, заработать «дебет» даже старожилу – плёвое дело. Что уже говорить за неофитов!

Конечно, мои бывшие компаньоны завидуют мне чёрной завистью: я чувствую это по взглядам, которыми они прожигают меня насквозь. Вернее, стараются прожечь: тут у меня – броня в ладонь толщиной, как у немецкой «самоходки» «Фердинанд». В этом отношении я – «железный Феликс». Есть и другие основания, которые сводят их усилия на «нет». И главное из них: эта публика никогда не была мне своей, даже в одном самолёте. Одни из них летели семьями, другие – на пару с собственным высокомерием. Ни те, ни другие не удостаивали меня даже мимолётного внимания, пусть я и не домогался его: терпеть не могу так называемый «коллектив».

Честно говоря, мне их не жаль. Больше того, их теперешнее положение я воспринимаю с чувством глубокого удовлетворения. Эти скоты думали, что Канада – «лафа на халяву», нечто вроде «страны Лимонии, где сорок звонков – и все на обед». За границей они искали счастье по дешёвке, а я хлеб насущный. Если проводить аналогии с «жиром», то они с него бесились, а мне было не до него. Классика: «род лукавый и прелюбодейный ищет знамения – и не будет ему знамения». «За что боролись, на то и напоролись». Объективно этот сброд заслужил то, что получил. И я не вижу оснований жалеть их хоть сколько-нибудь. Я обрёл свою долю не за красивые глазки и не за веру в Христа: «всё учтено могучим ураганом». «Jedem das Seine». Я хотел просто жизни – они хотели сладкой жизни. «Небольшая» такая, разница. А, главное: меня было, за что оценить, а их нет…