Владимир Быков - Дневниковые записи. Том 1

Однако человек слаб. Были и в биографии Павлова случаи, которые, казалось, никак не соответствовали его общепризнанному образу.

Строили мы упомянутые гаражи. Было принято решение за каждый пропущенный рабочий час штрафовать провинившегося на 10 рублей. Борис Гаврилович настолько «пропустил», что его штраф вылился в сумму 1500 рублей, которые и были причислены к стоимости гаража (правда, мизерной по тем временам и равной чуть ли не тем же 1500 рублям). Однако это последнее обстоятельство как раз, видимо, и произвело на него особо сильное впечатление: платить в два раза больше! Когда таковое было ему предъявлено, он буквально взвился.

– Как это так можно? Я добился разрешения на строительство в удобном месте, договорился о подводе к гаражам тепла и электричества… и у вас хватает совести предъявлять мне штраф? – И что-то еще в столь же скандальном виде, совершенно ему не свойственном. Кооператорщики тоже завелись, и штраф с него содрали, ссылаясь на имевшую место договоренность и якобы даже неоднократные ему о том напоминания. Правда, через некоторое время, при следующей встрече, он мне сказал:

– Я, кажется, прошлый раз наговорил лишнего?

– Не расстраивайтесь, никто не придал тому особого внимания, – ответил я, – мало ли чего случается в жизни?

Тем не менее нечто похожее с ним случилось еще раз.

Как-то нас послали на субботник по очистке заводской территории от всякого рода металлохлама. Каково же было мое удивление, когда я среди этого «хлама», подлежащего, как нам сказали, отправке на лом и последующую переплавку, увидел под открытым небом заказанный для одного из временно замороженных объектов новенький прави́льный пресс со всей его комплектацией, включая электродвигатель и все прочее. Я настолько возмутился, что тут же позвонил кому-то из высшего заводского начальства. Через полчаса появился Павлов и с ходу, ни о чем не спросив, буквально отчитал меня за проявленную самостоятельность, за то, что я лезу не в свои дела. Я вытаращил от удивления глаза и ничего ему, помнится, не сказал. Лишь подумал: «Неужели он оттого, что я позвонил прямо «наверх», минуя его?». На сей раз Павлов передо мной так и не извинился, хотя должен был знать, что тому прессу я нашел покупателя и он был отгружен, а не отправлен в металлолом. Слаб человек. Даже такой, как мной любимый Борис Гаврилович Павлов.

05.07

Александр Петрович Липатов был в чем-то похож на Павлова. Одинакового среднего роста, оба полноватой комплекции, с всегда цветущими лицами, большие эрудиты, настроенные на постоянную устойчивую волну быть приятными и доставлять удовольствие своему окружению и, прежде всего, особам женского пола. Однако Павлов, как говорят, был себе на уме, а потому по жизни достаточно много, хотя и очень красиво, играл. Липатов же воплощение полной открытости, порядочности и других благородных человеческих качеств, данных ему от природы. Вот уж истинно, мне представлялось, он за всю свою жизнь не обидел ни одно живое существо. Не от душевной ли доброты его хобби было сочинение стихов и плетение корзин? И не потому ли его первоклассные юбилейные стихи хранятся, вероятно, у доброй половины наших конструкторов, а многие, из числа им особо чтимых, помнят и его корзинки?

Одно время Александр Петрович из-за семейных неурядиц попивал несколько больше нормы и довольно часто после разного рода торжественных «собраний», на которые он был приглашаем почти без исключений, оставался у кого-нибудь ночевать. Пригласить и затащить его на ночь в свой дом отбоя не было. Не только из-за себя, но еще больше из-за своих домашних и, прежде всего, женщин. Думаю, что с такой приятностью, чуть не благодарностью, не принимался в домах ни один гость, да еще в поздний час, и в некотором

даже подпитии. Липатов, не успев переступить порог, начинал с всевозможнейших дифирамбов и дому, и хозяйкам, каждой персонально вне зависимости от ее возраста. То же – за вечерним чаем и утренним завтраком. Назавтра обо всем этом рассказывалось, и появлялись очередные желающие, при случае, затащить его к себе.

В работе он напоминал Павлова. Работа делалась у него также сама собой без видимого напряжения, но при большом желании его младших коллег. Помню, как по этому свойству его натуры мы с ним оскандалились. Он тогда был инженер проекта толстолистового стана, а я для него проектировал листоправильную машину. Сделали мы машину, изготовили ее, и я повел в сборочный цех Химича показать свое детище. Пришли, посмотрели. Химич меня поблагодарил и между прочим как бы заметил: «Машина-то у Вас… зеркального изображения, т. е. вместо правой – левая». Ошибка, конечно, грубейшая. И для меня, как прямого разработчика, и еще больше, непростительно больше, – для Липатова, инженера проекта стана. Однако вылезли мы из неприятного положения просто из-за моей, бзиковой уже тогда, страсти к максимальной симметричности всех своих сооружений. Моя левая отличалась от правой лишь одной заводской маркой – эмблемой: она у нас согласно отведенному машине месту на генплане оказалась с задней ее стороны. Для того чтобы марку перенести на нужную сторону, пришлось дополнительно просверлить 4 отверстия. Машина стала абсолютно симметричной. Хочешь – ставь ее в правый поток, хочешь – в левый.