А стрит-арт – это часть культуры, а она нужна любому человеку, где бы он ни жил. Люди к этому тянутся. Это просто отдельный вид искусства, который относительно недавно появился и активно развивается. Как и всякое искусство, стрит-арт неоднозначен и не всем нравится, и не всем полезен. Но он заставляет смотреть на мир другими глазами, видеть что-то новое, пытаться понять. Абсолютно то же самое можно сказать про любые работы в любом музее мира. Так уж нужны они людям? Мне кажется, очень нужны».
Автор Ольга Майдельман / фото Антона Бакарюка
Когда Россия – другая планета
Говорит и показывает фотограф Алексей Голубцов.
Наш герой жил и работал в Германии, в обеих российских столицах, но как фотограф стал известен, снимая дремучую первозданную Россию. Такие ее медвежьи углы, о которых – мы готовы спорить на что угодно – вы даже не слышали.
ПАРУ СЛОВ О СЕБЕ
– Некоторые люди называют меня фотографом. Я бы себя так не назвал. Это все равно что сказать: я писатель. Если при этом не смеешься в голос, выглядишь немного подозрительно. Просто писатель у нас Лев Толстой.
У отца была старая «Смена», и я фотографировал. Все подряд. Вообще было не важно, что снимать, главное – сам процесс. Помню, снимал даже то, что показывали по телевизору. За бестолковый расход пленки меня не ругали.
Последние 20 лет я живу в столице. Но родился и вырос в Кургане. Что за город? Хороший, декабристов туда ссылали. Столица Зауралья. Вроде не очень и далеко от Москвы – две тысячи километров, два часа на самолете. Но все время какая-то незадача, благодать его обходит стороной: не останавливается транссибирский экспресс, федеральные автомобильные трассы, и те идут мимо. В общем, «черт дернул с умом и талантом родиться в Кургане» – можем немножко перефразировать Пушкина. Очень там трудно и муторно пытаться себя реализовать. Я работал фотокорреспондентом в газете «Курган и курганцы», так что знаю, о чем говорю.
Зауралье – это лесостепь, самый что ни на есть русский ландшафт. Широкая пограничная полоса между скифами, тюрками и финно-уграми. Этот ландшафт сформировал меня, так что в принципе я могу долго находиться в горах или в пустыне, но лучше всего себя чувствую там, где проходит граница степи и леса.
Тундра, полуостров Канин, Ненецкий автономный округ, 2005 год
ГДЕ РОССИЯ – НАСТОЯЩАЯ ЕВРОПА?
– А нет ее в России, мне кажется. Петербургу всего 300 лет. И потом – это исключение, которое подтверждает правило.
История, которая могла произойти только в Питере? Не знаю, историй много, но они скорее про мою студенческую молодость, чем про Петербург. Семь замечательных лет я прожил в этом городе. Некоторые истории – это встречи с выдающимися современниками. Концентрация русской интеллигенции в Питере, безусловно, выше, чем где бы то ни было в России.
Для меня Питер – это больше свет июньской ночи, сырой ветер, звуки трамвая, отражения в воде, чем воспоминания о конкретных происшествиях.
Если говорить о Европе широко, как о западном образе жизни – последние несколько сотен лет что лежит в его основе? Наверное, деньги. Тогда самый европейский русский город сегодня – это Москва. Отношения между людьми здесь строятся с прицелом на выгоду: знакомство тогда приятно, когда оно полезно. Модель западного утилитарного подхода к человеку характерна и для других наших крупных городов, но в Москве особенно бросается в глаза.
ГДЕ РОССИЯ – АЗИЯ?
– Да тоже нигде. Для меня Азия – это Китай, жесткий до жестокости. Россия – между Европой и Азией, ее особенность в этом «между». Но если и тут смотреть шире, то, пожалуй, российская Азия там, где иная, нежели православие, религиозная культура, например буддизм. Религия, философия жизни, картина мира – там все другое, и, в принципе, это можно назвать Азией.
Я ездил к сойотам, это 400 км западней Байкала, Окинский район Бурятии, на границе с Монголией. Небольшой этнос с почти утраченным языком. На туристов там производят впечатление буддийские дацаны и потухшие вулканы. Но я больше всего запомнил кладбище в улусе Сорок. Свежую могилу ребенка. Хотя это и не могила в нашем понимании. Традиционное сойотское захоронение – это когда покойника, завернутого в саван, подвешивают на дерево. И вот на дереве висит маленькая люлька, качается на веревках. Как-то меня сильно пробило, и хорошей фотографии у меня тогда не получилось. Нам трудно постигнуть само это мировосприятие: вот дерево с корнями, уходящими вглубь, и ветвями, устремленными вверх, и вот человек на этом дереве. Почему? Как будто другая планета, Луна какая-то.
Читать дальше