Михаил Гефтер - 1917. Неостановленная революция. Сто лет в ста фрагментах. Разговоры с Глебом Павловским

Кроме того, у нас есть еще пунктик политических персонификаций . Прежние великие революции, поскольку все они прежде-временны, страшно персонифицированы. Английская революция была революцией Кромвеля! Кончается посмертной казнью, когда его уже мертвого вытащили из могилы, отрубили голову и, отрубленную, возили по весям Англии. Французскую одной фигурой не выразить, но в зените она – Робеспьер и Наполеон! Американская революция особая, она осталась внутри Америки и влияла идейно. Наконец, русская революция – три фигуры: Ленин, Троцкий и Сталин. В этой персонификации есть элемент аномальности, и он застрянет в политике на целый век. А от русской революции пойдут ответвления: революция Гитлера, революция Мао, революция Ельцина.

– Нащупывая корни революции, назову еще один: человек – существо, которое заново себя начинает. Способность переначаться сидит в человеке как великое и опасное его свойство. Пальпируя это свойство, находим капитальнейшие открытия человека. Выделяю курсивом слово открытие – человек открывает. Так Homo sapiens открыл смерть когда-то. Мы не присутствовали при этом моменте и можем только реконструировать его или вообразить. Это не так, чтобы человек увидел, как некто умер, – человек открывает смерть как отмеренность своей жизни. И благодаря этому смог открыть саму жизнь. Смерть тяготит и возвышает его. Открыв неотменяемую смерть, он открывает необходимость сделать жизнь достойной. Заполненной деятельностью, умом и передаваемой по наследству.

– Или идет навстречу смерти.

– Или идет навстречу смерти. Но с этого момента (очень важный для понимания революции пункт!) отличая смерть от убийства . Тут капитальная разница для существования людей и для революции также. Когда Ленин говорит, что презрение к смерти надо внести в сознание масс, то призыв к такому движению умов даст, спустя всего несколько циклов, человека-убийцу. И где-то там угадывается фигура Сталина.

Сталин как персонаж – человек, который боялся смерти. Это многое определяло в его поступках и отношении к людям. Малейшее прикосновение к теме смерти, которое затрагивало его лично, вызывало в нем реакцию отторжения и неприязнь к тому, кто посмел затронуть его страх. Знаменитый разговор Сталина с Пастернаком – на каком месте он его оборвал? Когда поэт сказал: хочу говорить с вами о жизни и смерти. Будь Сталин как человек обыкновеннее, при таком страхе перед неотменяемым концом он, может, сам бы ушел. Поддался искушению оборвать собственную жизнь. Но в качестве вождя, которому ежедневно говорили, что он незаменим, избывал страсть в убийствах.

– Эти люди были готовы к смерти каждую секунду. Они так прожили жизнь свою, когда жизнь ничего не стоила – ни их, ни чья другая.

– Я бы их не усреднял, там не все просто. Их готовность к самопожертвованию, легкость, с которой они принимали в качестве должного и необходимого смерть других людей, в личном плане неодинаковы.

Вспомним Рахметова? Но ведь рахметовские гвозди – это ирония Чернышевского. Чернышевский говорит о Рахметове с частой, почему-то незамечаемой иронией. Притом что тот ему близок и важен для понимания романа. Роман сыграл гигантскую роль в жизни нескольких поколений, включая Ленина. У меня была старенькая школьная учительница; как-то будучи у нее дома, я раскрыл книжку: Чернышевский, «Что делать?». Выцветшими старыми чернилами внутри было написано: «Что делать, стало ясно!» – и дата: 1903. Год выхода ленинского «Что делать?»!

– Ни русскую историю, ни историю русской мысли не понять вне проблемы пространства. Для России это не вопрос территории, а понятие философско-историческое, соотнесенное с понятием времени. Один из центральных пунктов русского самоосознания – отдельный человек (или тесная группа людей) среди гигантских пространств России.

Русскую историю рассматривают так, будто все равно, Россия тут или Франция. Как рассказывают нам историю? Допустим, темный человек не знал, а хочет знать. И ему объясняют: были восточнославянские племена, затем образовались небольшие удельные княжества. Далее монгольское нашествие, княжества стали укрупняться. Началось возвышение Москвы, сложилось русское государство, Российская империя… Единый процесс, казалось бы, но почему единый?