Ноэми Норд - Мертвая страна. Разгар. Терпилы. Немного истории. За что фобят русских

Нужен ли памятник легендарной личности в России именно сейчас, когда мутные воды прошлого зашевелились и памятники Ленина, Сталина и Дзержинского начали возрождаться из руин?

Да, памятник выдающейся личности, нашему соотечественнику, Сиднею Рейли, просто необходим.

.

Анатолий Кузнецов – писатель-невозвращенец.

Умер в Лондоне в 1979 году после третьего инфаркта.

Ему было 49 лет.

Кузнецов был ликвидирован за то, что выехал из страны и предал систему писательской агентуры. Во время пресс-релиза он заявил, что ради возможности выехать, ему пришлось стать агентом КГБ.

Возможно его принимали за двойного агента, и даже за агента с продуманной легендой. Но ранняя его смерть – стопроцентная реабилитация. КГБ так и не выпустил писателя из своих когтей.

Даже там, на свободе, чувствовалась ужасная тревога и страх.

Прекрасная оранжерея с травкой и цветочками, где писатель проводил свободное время – попытка на мгновение отвести взгляд от закулисного приговора.

Беда не слепой дождь, от которого спасет зонт или чашка крепкого кофе. Если по следам идут звери, бежать бесполезно.

Помню, как в семидесятых «Радио Свобода» тщательно заглушалось спецслужбами. Скрипучие помехи накатывались волнами, закрывали эфир, но через некоторое время откатывались и вещание продолжалось. Трансляция шла на трех частотах, можно было перенастроиться чуть дальше по шкале, а потом, вернуться.

Из отдельных фраз складывалось важное. Уже в те годы говорили о дисквалификации наших спортсменов за обнаруженный в крови допинг. Много транслировалось о голодовке Сахарова, о пикетах в Москве, читались отрывки романов.

Мужской голос наверняка принадлежал Кузнецову, он был надломленный и тихий.

Дикторы на «Радио Свободы» еще не воспринимались трагическими героями. Мы считали их счастливчиками в то время, как они были уже приговорены. Вокруг дома, где жил Кузнецов, петляли следы смершисты.

Помню, как я, уже старшеклассница, настойчиво крутила ручки радиолы, не спала ночами, ждала встреч с неизвестным диктором, и завеса лжи становилась прозрачнее. А то, что слушать трансляции было нельзя – мало трогало, потому что и жить было невыносимо.

Трудности тех лет многими воспринимаются сейчас, как проблемы колбасы, белья и шампуни. Люди их решали сообразно своей находчивости. Кто-то мог урвать шикарные шмотки на рынке у спекулянтов, кто-то неплохо устроился с командировками или имел связи на базах и в магазинах.

Народ знал ответы на каверзные вопросы. Мало зарабатываешь или грязная работа – сам виноват, плохо учился, предки – деревня. Живешь плохо – потому что не вступил в партию, ибо только коммунисты могли занимать руководящие должности и посты. Не публикуешься – потому что не пишешь о Ленине, партии и труде, и так далее.

То же происходит сейчас. Народ не видит настоящих проблем. Бьется насмерть друг с другом за квадратные метры, не замечая, что квартирная проблема создается искусственно и сверху. Ипотечная кабала – важнее углеводородов, потому что кроме денег поставляет рабов.

Государственная система устойчива, она сумела сделать человека виновным в своих трудностях.

Человечек стал скином гоночной игры. Каждый вовлечен в хитрую систему бонусов, название которых: пятерки, золотая медаль, бесплатное питание, поступление в вуз, стипендия, публикация, руководящая должность, государственная премия, аспирантура, диссертация, загранкомандировка – с одной стороны, и с другой – двойки, отсев из школы, подворотня, хулиганство, учет в комиссии по несовершеннолетним, пьянство, тюряга, или дурдом, лишение жилплощади, долги, суды.

Второй список менее разнообразен, и он самый короткий путь в конец туннеля.

Мы вернулись в прошлое, где власть – отдельно, и народ – отдельно. Мелкие бонусы, как жизненные ценности не изменились по сей день.

Красного прошлого в России нет, оно – настоящее.

Я видела Сахарова

Андрея Дмитриевича Сахарова я впервые увидела на митинге в 1989.

Лил мелкий ледяной дождь, но никто не расходился, все ждали Ельцина, но вместо него вдруг появился Андрей Дмитриевич.

Площадь разразилась аплодисментами. Но опального академика слышно было плохо: неисправный усилитель трещал и ломал голос оратора.

После выступления толпа заволновалась. Сахарова с Еленой Боннэр провожали. Они шли по широкому коридору, образованному восторженными поклонниками.