Сергей Городецкий - Письма времени

Итак, отец приехал больной. Сказал: «Это вам уже, видно, в последний раз». И действительно он больше не встал. Помню было много докторов, много военных, очень много на столах лекарств, но все напрасно.

Помню, как нас, всех трех поставили около кровати умирающего отца, помню, как он гладил нас по головам. Нас увели спать, а утром его не стало. Мать, конечно, была в страшном горе и потеряла совершенно голову, так как осталась одна с троими малолетками на чужой стороне, никому не нужная, без всяких средств к существованию. Отца хоронить в Пясках было нельзя, так как там не было церкви, и его на лошадях перевезли в Красностав, где и похоронили на русском кладбище, в большой братской могиле, где хоронили всех русских военных.

Через несколько дней мать, там же в Красноставе наняла одну небольшую комнату, где мы и поселились. Отец умер, и теперь, не то что тогда, у одинокой женщины с троими детьми не было на чужой стороне никого из близких людей. По распоряжению командира полка наши вещи из Пясков в Красностав перевезли на полковых лошадях. Но когда все это пришло на место к нам, то было поломано, помято. Помню швейная машинка и самовар были превращены в лепешки, стулья поломаны.

Когда все привезли, с матерью сделался сильный припадок, она плакала и говорила: «Вот, нет отца, нет защиты, при нем бы, конечно, так не делали». Но никто о нас не заботился, мы были одиноки. Вскоре нас опять постигло несчастье: мы, все трое, заболели корью. Маленькая Зина от осложнения – воспаления легких умерла. Отец умер в феврале, в мае мы потеряли Зину…

Матери назначили пенсион, и она решила не оставаться на чужой стороне, тем более, что войска тогда долго не стояли на месте, а поляки очень не любили русских и крайне недружелюбно к ним относились.

Мать решила переехать в Кострому, где у нее были родные. Неподалеку от Костромы, в Кинешемском уезде, служил священником ее отец, уже старик, который жил все с той же слепой теткой Матреной Егоровной и работницей Ивановной, у которой сын Коля уже подрос, и наш дедушка помогал ей учить его в семинарии, а все лета и каникулы он проводил в семье дедушки. Ивановна у них была свой человек в доме и правила для стариков все их несложное хозяйство.

Распродав все свои вещи, мы с матерью тронулись в путь – в Россию. Как сейчас помню, когда мы без средств приехали в Кострому, мать наняла небольшую комнату на первом этаже, где было очень темно и сыро. Мне уже было восемь лет и надо было отдавать учиться. Поступить в гимназию было очень трудно, а к тому же потерялись мои метрики. Выправлять их было очень трудно и долго.

И вот, как курьез бывшей жизни, расскажу следующий факт: матери кто-то сказал, да она и слыхала вообще, что в прежних Консисториях (духовное учреждение, ведающее всеми документами о рождении и смерти) нужно непременно дать взятку чиновнику, и только тогда сделают скорее все, что нужно. Она, не зная, что это делается потихоньку, начала по очереди предлагать всем чиновникам, начиная со старшего, говоря: «Вот это Вам, только сделайте поскорее». Они, видя откровенную взятку, конечно, все отказывались, но зато очень быстро все сделали, и я поступила в гимназию, опять в приготовительный класс. Квартирка наша была очень неудобна, так как у…

…Писала много лет спустя старшая – Анна.

У Анны, кинешемской белокурой красавицы с карими глазами, было шестеро детей. Один, мальчик, кажется, звали его Вася, умер маленьким: на него опрокинулась кастрюля с горячим молоком, когда он, только начавший ходить, ухватился и потянул за скатерть. Через жизни остальных пятерых прошлась вся история прошлого (20-го) века многострадальной России. Ничто не обошло: и войны, и беды, и надежды.

Старший из них – мой дедушка – Городецкий Борис Павлович.

Немного из биографии: «Родился в июне 1896 г. в г. Костроме в семье уездного нотариуса. По окончании Реального Училища в г. Кинешме Костромской губернии в 1913 г. поступил в Петербургский Технологический институт. Через два года, решив перейти на Историко-филологический факультет Университета, сдал экзамен на аттестат зрелости. Мобилизация студентов в 1916 году не позволила продолжить высшее образование в Университете.

Обстоятельства складывались так – по мобилизации студентов я был призван в старую армию в январе 1917 г. и после ускоренной подготовке в июне 1917 года был уже направлен на Западный фронт – на участок Сморгонь-Крево. Октябрьскую революцию встретил на фронте. С введением в армии выборного начала я в декабре 1917 года был выбран на должность командира взвода. В апреле 1918 года мы, уже имея большевистское руководство в лице комиссара, пошли на расформирование в г. Борисоглебск Тамбовской губернии. Вместе с группой бывших солдат я поехал через Москву на свою родину, на Волгу.