Юрий Поляков - Созидательный реванш. Сборник интервью

Но ситуация гораздо сложнее. Самую лучшую идею можно реализовать так, что все схватятся за голову. Любой самый гениальный гимн можно исполнить в темпе собачьего вальса. Это мы сегодня и наблюдаем. А дело в том, что верхний слой людей, занятых в российской информационной сфере и культуре, относится к народу примерно так же, как франкоговорящее дворянство позапрошлого века относилось к своим дворовым. Более того, многие из них принадлежат к «Герострате». Это мой термин. Я образовал его из двух слов — «Герострат» и «страта». Означает он особый слой людей, которые сознательно или подсознательно нацелены на разрушение того общества, в котором живут. Герострата есть в каждой стране, но только в России конца двадцатого — начала двадцать первого века выходцы из Геростраты составили изрядную часть политического класса и медиасообщества. Все эти люди, а также результаты их деятельности у нас каждый день перед глазами…

— Жизнь всех этих людей, конечно, периодически освещается в прессе и на телевидении, жизнь всех этих людей, которые сегодня фактически распяли Россию. Но нет сегодня и никакого высокого морального авторитета, за которым бы пошла нация. Была передача по телевидению, там речь шла о духовных пастырях. Есть такой журналист-литератор Свинаренко, он в присущей ему манере, с хорошим юмором задает вопрос одному из трактователей нынешнего образа жизни: ты назови мне пять человек, которых ты лично уважаешь и которые влияют на мировоззрение общества, на оценки того, что происходит. Тот смутился, потом обрел второе дыхание и говорит: «Владимир Владимирович Путин». — «А еще?» — «Лихачев». — «Я просил пять». — «Тогда Солженицын. И хватит, больше никого не назову».

Мы, которые придумали слово «духовность» и объясняли иностранцам, что это такое, не можем назвать абсолютно достойных людей в такой громадной стране. А эти бесы, о которых ты говорил, они непопулярны сегодня и не находят отзыва ни в чьей душе, но так или иначе они властители жизни. Я подумал, что параллельно с этим и в журналистике произошло что-то подобное. Те имена, которыми мы гордились, — Глеб Успенский, Владимир Короленко, Валерий Аграновский, Татьяна Тэсс, журналисты с улицы «Правды», чьи материалы читала вся страна, — эти люди были, жили среди нас и творили.

Была традиция вешать газеты на стенды, и утром смотришь — стоят люди, читают. Стенды кое-где сохранились, но сегодня никто не остановится и читать не будет. И тиражи упали не только потому, что появились Интернет и дорогая подписка, — мы сегодня пришли к ужасной ситуации по отношению к чтению, к литературе.

На заседании правительства Москвы были представлены показатели Америки и Скандинавских стран, где везде есть Интернет, но уровень чтения в пять-шесть раз выше, чем сегодня в России. И это уже не просто бесовщина, в этом я вижу направленную стратегию. Когда начались конфликты у немцев после объединения двух Германий, я помогал спасти одно их партийное издание. Они меня сильно зауважали, и тут же, еще в наше партийно-советское время, дали мне урок, что пресса не должна быть партийной. Я с трудом в это верил. Я возмущался, когда они травили Коля. «Он столько для вас сделал, для Германии, — говорил я, — а вы истоптали, обгадили, как только могли». Они мне ответили, что таких политиков, как Коль, у нас сотни, десятки, общество их знает, они выступают в газетах, на телевидении, у каждого свои идеи, свой бзик, своя программа. А вы, все русские, — редкостные идиоты, у вас кто-то один появляется, и больше ни-ни, нет никаких светлых людей и светлых проектов.

— У нас, так же как и у немцев, много и серьезных политиков, и мыслителей, которые мыслят эпохами и поколениями, а не выборными кампаниями. Но о них мало кто знает. Покойный А. С. Панарин определил основные направления российской политической мысли нового века! Вы давно слышали это имя по телевизору? Думаю, вообще не слышали. По телевизору у нас рассказывают про Киссинджера и Бжезинского… Лучшие советские журналисты в свое время совершали невозможное, чтобы сделать достоянием общественного сознания те явления и фигуры духовной жизни, которые официальной системой не приветствовались. Сошлюсь на того же Льва Гумилева, теория которого считалась тогда не очень марксистской. Именно журналисты сделали его общественной фигурой. То же самое с Лихачевым…

— Хорошо, что ты Гумилева назвал, может быть, он и не очень великий ученый, но он очень многое сделал для осознания любым живущим в нашей стране самого себя, заставил задуматься…