Станислав Смагин: Горько-своевременные мысли. Что будет с Россией?

Не меньше упрощения и во мнении, что все лучшее в СССР исключительно советское и есть (Октябрьскую революцию, вероятно, делали полугодовалые младенцы, родившиеся после Февральской), и когда оно по каким-то причинам угасло, да еще и уважаемые западные партнеры расстарались – тогда все плохое и случилось.

Один человек левых взглядов в интернете сказал: «Невозможно отделить коммунистов, которые подняли красный флаг над Рейхстагом, от тех, кто поднял его над Зимним. Не выйдет отделить комиссаров, руководивших коллективизацией, от комиссаров, которые личным примером поднимали бойцов врукопашную. Брестскую крепость, в числе прочих, обороняли подразделения 132-го отдельного батальона конвойных войск НКВД. Того самого батальона, который конвоировал польских военнопленных, за которых Путин не смог лично извиниться перед Качинским. И который был исключён из списков действующей армии как “целиком погибший в боях”. Знаменитая надпись “Я умираю, но не сдаюсь! Прощай Родина!” была найдена в развалинах именно их казармы. Невозможность провести линию между “красными палачами” и героями, сражавшимися насмерть, это требует либо пересмотра тезиса о “преступности большевизма”, либо оправдания фашизма».

Формально сказанное во многом верно. Фактически столь же во многом здесь нарушен принцип «после не значит вследствие». Вряд ли комиссары шли в рукопашную именно потому, что руководили коллективизацией. Вряд ли бойцы НКВД, действительно сражавшиеся очень мужественно и храбро, делали это, потому что кого-то чуть раньше куда-то конвоировали.

То же и с не упомянутыми в цитате комсомольцами-героями и пионерами-героями. Для них красный галстук и комсомольский значок были более значимы и святы, чем иконы или дореволюционные знамена, которые они плохо себе представляли. Они верили в светлое будущее мира, окрашенное в красные цвета, и воевали за него, но в первую очередь они воевали за настоящее своей страны, терзаемой сильным и безжалостным врагом, ее физическое настоящее. Они не были поверхностными русскими, как большинство современных россиян. Они были русскими глубинными – не путать с озвученным В. Сурковым «глубинным народом», который как раз про современных россиян.

Да и внешнее оформление национального духа и традиции перед войной начало постепенно возвращаться. Недаром в декабре 1939-го московская школьница Нина Костерина, посетив Третьяковскую галерею, записала в своем ставшем затем известным дневнике: «Вчера, когда я после осмотра выставки шла домой через центр, по Красной площади, мимо Кремля, Лобного места, храма Василия Блаженного, – я вдруг почувствовала какую-то глубокую внутреннюю связь с теми картинами, которые были на выставке. Я – русская. Вначале испугалась – не шовинистические ли струны загудели во мне? Нет, я чужда шовинизму, но в то же время я – русская. Я смотрела на изумительные скульптуры Петра и Грозного Антокольского, и чувство гордости овладело мной – это люди русские. А Репина – “Запорожцы”?! А “Русские в Альпах” Коцебу?! А Айвазовский – “Чесменский бой”, Суриков – “Боярыня Морозова”, “Утро стрелецкой казни” – это русская история, история моих предков».

Нина погибла в 1941-м под Москвой. Но ее выжившие ровесники, сочетавшие национальный дух и великую социальную идею, могли, выиграв вместе с другими поколениями Великую Отечественную, выиграть и следующую войну – «холодную». Несколько раз мы подходили к этому очень близко, особенно на рубеже 1960–1970-х, когда Запад сотрясали страшные кризисы: США корчились во вьетнамской и послевьетнамской ломке, на ФРГ наводила ужас террористическая группировка РАФ слева и не до конца изжитая угроза реванша справа, в Италии так и вовсе шла фактически гражданская война. «Разрядка» и Хельсинские соглашения 1975-го казались перемирием с позиций советской силы, учитывая, что инициатором международного противостояния был Запад.

Интересно, как выглядел бы сейчас Запад в мире победившего СССР, что писали бы о нем и причинах его поражения и нашей победы у нас и у них. Как выглядим мы и они в мире реальной фактической истории, где проиграли мы, а победили они, – известно. Однако надо отметить: немалое количество здравомыслящих господ и товарищей «оттуда» все чаще признают, что победа оказалась пирровой. Когда Запад торжествующе разрывал ленточку на финише, из его организма стремительно уходили дух, идеи и традиции, все, что многими десятилетиями и веками составляло его жизненные силы. И начался, точнее стал стремительным и необратимым этот уход примерно тогда же, когда и у нас.