Лидия Лавровская - Сочи любим очень

Никита обнял ее, клюнул-чмокнул в макушку и умчался. Потом, правда, пришлось возвращаться – забыл телефон.

– И в прошлый раз тоже, помнишь? Ах, какой рассеянный! У вас, маэстро, все приметы даже не таланта, а гения, – что еще покинутой, поскучневшей бабушке остается делать? Только подшучивать…

Зря смылся от нее, от разговора, всегда сворачиваемого на один и тот же лужок с коровками. («Гнобимый потакающим «мерзкой попсе» государством талант…», гений вот уже! И еще темка: Анна, его бывшая, «…для преподавателя вуза слишком, мм-м… яркая, но такая порядочная девушка!»)

Да, зря убежал, надо было покемарить на лоджии. На улице-то – жуткое пекло. Родимый город-курорт почти опустел, как в итальянскую сиесту, и дел никаких. Сольный концерт в доме отдыха («Музыка европейских романтиков») только послезавтра. С рестораном, где подрабатывал, распрощался, там теперь бряцает, неплохо, кстати, женский квинтет в шортиках. Домой неохота, хотя Никита давно настоял на полной автономии, родители – комсомольцы-добровольцы те еще! На пляж рвануть? И такой, где есть хоть квадратик бесплатной тени…

Объевшийся рот раздирала сонная зевота, к морю шлепал по тенечку, зигзагами – на лимузин гениальный маэстро не заработал. Правда, Анна этим не больно-то заморачивалась… Да, так в каком это старом фильме классный артист сюсюкал и аристократически картавил, изображая композитора-идиота? «Представьте себе лужок! Ко-овки, ко-овки… Бычок! Бык!» Вот и я уперся, как идиотский бычок-бык в свои джазовые композиции, импровизации… кайф! Только кому они нужны, если ты не Денис Мацуев?

А вот Анюте… Да, Анютке здорово нравилось! Но молочка-сметанки от них – капля! Ну вот отыграли в очередном санатории в пустоватом зале, да за копейки… Вот мордастого, потного мэра сибирского городка мои соло реально пробили… («Я сам школьником на гитаре бацал, кое-что понимаю! Вы ведь от филармонии выступаете? Чувствуется!») Но это все не то… А что ТО?! Не сибирская же тайга-тундра с чахлым Домом культуры?! Эх, амбиции, амбиции… тоже чахленькие, но все же наличествуют!

Зазвонил телефон: ударник Колюня, ближайший друг и ловкий перехватчик денежек «до завтра». Нашел у кого!

– Ты стрельни у Боба, ему кое-что перепало, говорю по секрету. И со мной поделись! Что? Ну да, сходил к бабуле, съел полхолодильника запасов, но чтоб еще из кошелька вынимать… Ага, вот такой я кретин, Колюня!

А тень на ближайшем пляже оказалась только платная. Никита, лениво поплавав в теплом и тихом, утешительном и любимом море, прикрыл голову и спину футболкой, осторожно улегся на живот. Горяченные камни только что не шипели под мокрой кожей, микроскопические, еле заметные волнишки шуршали-маракасили под боком. А где-то холодина, где-то ужасно и опасно, всякие медведи-мартышки-маракасы…

Анютка, дурочка, все жаждала мир посмотреть! Ну, сорвались однажды с ней в Италию, к античным ее любимцам: Афродита-Венера, Зевс-Юпитер… Но у нас, у нас зато… у нас тоже много чего… Дрема сладко обволокла, обвила, убаюкала ритмичными всхрапами-вздохами моря. Маракасы, маракасы…

И вдруг поверх их тихого шуршания тоненько, словно под правой рукой близ бортика рояля зазвенело, зазвенело… как будто даже мелодия? Веселенькая, однообразная… Опустилась на октаву ниже, посерьезнела… Зазвучала вдруг грустно, мягко, маняще, такая красивая-красивая! Кажется, нигде никогда не слышанная… Моя?!

Никита качнул головой, освобождаясь от жаркой футболки, просыпаясь. Правая рука… нет не подрагивала, но чувствовалась… Чудеса! Приснилась лирическая, нежная такая тема в ми миноре, просто шикарная! Такая вроде простая-простая, и все же… Да нет, такую можно здорово подать хоть на джазовом фестивале в Вероне, например!

Верона, Верона, Верона… Город этих малолеток, Ромео и Джульетты… Ха, еще и спеть тенорочком под ее знаменитым балконом… Между прочим, грубом таком каменном ящике, совсем не романтичном! Опять, опять амбиции, черт возьми: Италия, знаменитый джазовый фестиваль… А в Сибири поднимать культурку не хочешь?!

Но мелодия услышалась красивая… И, конечно, Анна снова вспомнилась, как говорится, в полный рост! Так уж умничала в их последний нервный, короткий разговор: «Мужчин видать еще в детском садике! Одни, если девочка понравилась, игрушку, конфетку ей в руку сунут, а другие будут ножку подставлять и за кудряшки больно дергать! Я, можно сказать, душой давно уже безволосая от твоего дерганья, хамства твоего!»