Александр Севастьянов - Российское искусство новейшего времени

Данное различие относится к числу наиболее фундаментальных. Оно, между прочим, легло в основание раскола церквей на Западную (католическую) и Восточную (православную), произошедшего в 1054 году и имевшего неисчислимые последствия, постепенно разводившие русскую культуру и европейскую цивилизацию все дальше друг от друга. Как это следует понимать?

Западная цивилизация, в отличие от России, вся в целом стоит на плечах Древнего Рима – старшей цивилизации, претендовавшей когда-то на роль глобальной, господствующей во всем мире. И действительно контролировавшей то, что греки называли «ойкуменой» – культурным пространством человека. От Египта, Месопотамии, Персии и т. д. на Востоке до Германии, Галлии, Альбиона (Англии) и Каледонии (Шотландии) и т. д. на Западе.

Но что было центральной идеей Рима, привлекавшей к нему умы и сердца, заставлявшей всех подданных добиваться римского гражданства и даже вести из-за этого гражданскую войну? Вовсе не гуманизм, которым римляне не отличались. Это – римское право, предоставлявшее совершенное, завидное и вожделенное полноправие только полноценным гражданам. Это право недаром легло в основание «Кодекса Наполеона», который, в свою очередь, лег в основание законодательства всего западного мира.

Пронизанность идеей права своеобразно проявилась в религии, когда самого того Рима уже давно не существовало. А именно: некоторые католические духовные авторитеты, начиная с VI века, стали время от времени добавлять в христианский Символ веры идею о том, что Святой Дух исходит-де не только от Бога-Отца, но и от богочеловека Иисуса Христа (в то время, как еще на Никео-Цареградском соборе в 381 году была утверждена формула Символа веры, согласно которой изведение Святого Духа есть прерогатива только Бога-Отца). Эта идея выражалась латинским словом «филиокве» – «и сына» – и, постепенно все более утверждаясь (еще папа Лев III заявил в 808 г., что она более соответствует западной традиции), была, наконец, закреплена в Риме во время торжественного пения Символа веры на коронации германского императора Генриха II в 1014 году. Восточная, православная, церковь наотрез отказалась принять это нововведение, а в 1054 году обе церкви уже анафематствовали друг друга по данному поводу, что и вошло в историю под именем «разделения церквей».

Таким образом западная Римо-католическая церковь «утвердила в правах» богочеловека против Бога – и сына против отца, поправ одновременно как небесную, так и земную естественные иерархии. Чем породила со временем, в более светские времена, и «правовой кретинизм» (идею «верховенства права»), и вакханалию «прав человека» (диктатуру меньшинств), и «ювенальную юстицию» – словом, все то, что наш преосвященный патриарх Кирилл метко окрестил «религией человекопоклонства». Важно подчеркнуть, что именно правоцентризм в данном случае порождает антропоцентризм, а не наоборот.

Православная церковь прежде и теперь полагает «филиокве» самой главной ересью католиков. Для русских людей, оставшихся в лоне православия, эта католическая идея, со всеми своими антропоцентрическими производными, конечно же, осталась глубоко чужда. А ведь религиозные константы всегда находят свою светскую проекцию.

В XVIII веке древнеримские идеи гражданских прав выросли в теорию «естественного права» французских просветителей. Теорию, на деле совершенно противоестественную (природа не наделяет живые существа никакими правами, кроме права на рождение, воспроизводство и смерть), а следовательно неправильную и вредную. Однако западная мысль XVIII века ее выдумала, а XIX век – широко внедрил, вначале в общественное сознание, а там и в практику, и в этом его «заслуга». Но в России эта теория, как можно заметить, не особенно привилась ни на государственном, ни на частном уровне.

В искусстве вышеописанные отличия в ментальности найдут свое проявление в своеобразии русского художественного гуманизма, замкнутого не на идею прав человека, а скорее на идею Божьего образа и подобия в человеке.

В-третьих,ряд исторических обстоятельств, о которых сейчас распространяться было бы неуместно, привели к глубоким расхождениям в эстетических предпочтениях между русскими людьми – и людьми Запада. Чтобы наглядно себе представить суть этих расхождений, обратимся, опять-таки в высшую сферу духа, к церковному искусству. Которое в русской традиции разительно отличается от традиции западной.

Не стану здесь углубляться в сравнительный анализ русской иконописи и церковной живописи Запада, приобретающей с XIV века все более светский характер. Здесь все и так слишком очевидно: достаточно одного намека на данную тему, чтобы вызвать у каждого богатые ассоциации, многое проясняющие. Но прибегну к еще более сильному аргументу.