Александр Севастьянов - Российское искусство новейшего времени

Принятие правящими кругами в середине XVII века новой и противоположной по смыслу, экстравертной парадигмы «Москва – Третий Рим» (мы, истинно верующие русские, сами спасемся и весь мир спасем), повлекло за собой смену культурных ориентиров. Это был коренной переворот всей русской жизни в ее основах, революция в полном смысле слова, вызвавшая глубокий раскол общества. Будучи по смыслу аналогом современной глобализации, процесс с неизбежностью вел Россию к принятию приоритетов лидера той цивилизации, которая одержала очевидную победу над мировыми конкурентами – то есть, цивилизации Запада. Захотев говорить с нуждающимся в нашей, русской спасительной миссии миром на его языке, русские люди обнаружили, что этим языком является отнюдь не русский, и что включение в мировую, глобальную (в масштабах того времени, конечно) ситуацию требует овладения культурными кодами Запада.

Для России начался период бурной модернизации, по неизбежности обернувшийся вестернизацией. Русским пришлось в «пожарном», революционном порядке вовлекаться в систему западных цивилизационных ценностей и стандартов, принимать для себя, и весьма успешно, «догоняющую» модель развития. Роль локомотива в этом процессе досталась правительству и русскому дворянству, что усугубило раскол общества. Главной издержкой стал резкий и все углубляющийся культурный разрыв между верхними и нижними классами, образование «двух наций» внутри еще недавно единой русской нации и «двух культур» внутри еще недавно единой русской культуры (Ульянов-Ленин).

Русская культура в XVIII—XX вв. дала миру замечательные образцы литературы и искусства, но были ли они выражением русской национальной традиции? Нет (или, во всяком случае, далеко не вполне), ибо создавались уже по европейским образцам, по готовым лекалам и формам, хотя зачастую несли в себе национальное начало в своей содержательной части 6 6 Работая в свое время над диссертацией «Сословное расслоение русской литературы и ее аудитории в последней трети XVIII века» (МГУ, 1983), я прочитал всю русскую прозу, поэзию и драматургию этого столетия и вообще постарался широко рассмотреть эпоху, так что лично для меня тезис о совершенно европейской основе той «русской» культуры, в рамках которой прославлены наши писатели, художники, архитекторы, музыканты и пр. XIX века, даже не дискуссионен. Достаточно напомнить, что такой первостепенный по значению литератор, которому подражали почти все поэты-современники, как А. П. Сумароков, равнял себя с Корнелем и Расином… Именно изучение XVIII века, в котором произошел фронтальный отрыв репрезентативной русской культуры от собственно русской традиции, не оставляет сомнений в произошедшем и дает мне основания для решительных выводов. . Собственно же русская оригинальная культура постепенно отмирала в низших слоях населения, охваченного к тому же процессом раскрестьянивания, особенно бурным в ХХ столетии, пока не снизилась и сжалась в литературе (фольклоре) до частушки и анекдота, а в искусстве – до народных промыслов и наивной живописи в лучшем случае.

В данной связи, говоря о культуре и искусстве, нужно правильно понимать диалектическую дихотомию «русское – российское». В границах Руси и Российской империи именно русская, а не какая-то иная культура, русская ментальность, несмотря на вестернизацию, была определяющей и во многом влияла на культурное бытие и духовный мир других народов, связанных подданством с Россией, с русскими. Воздействуя прежде всего через языковой, религиозный и культурно-бытовой факторы. В значительной степени это продолжилось и в советский, и в постсоветский период истории.

Однако за пределами нашей страны подобного широкого и глубокого влияния русская культура не имела. Особенно ярко этот факт проявился в практически ничтожном культурном воздействии двухмиллионной русской эмиграции на народы Запада в первой половине ХХ века. Что вновь и вновь позволяет говорить о самобытной русской локальной культуре, но ни в коем случае не позволяет говорить о русской цивилизации ввиду ее относительной замкнутости.

Есть и другая сторона этого вопроса. В наше время нередко приходится слышать о некоей «российской культуре» (соответственно – «российском искусстве»), что связано с такими макропроцессами ХХ века, как глобализация и «вавилонское смешение» этносов и этнических культур, затронувшее и Россию. Но говорить об оправданности такой терминологии следует с осторожностью, не увлекаясь ложной политкорректностью. Скорее уместно ставить вопрос о некоторой трансформации (размывании) русской культуры, которая как была, так пока что еще остается главной базой для всей культуры нашей страны в целом, будь то словесность или изобразительное искусство и пр. Ведь именно русский язык, созданный русским и никаким иным этносом, русские нравственные и эстетические критерии, им же выработанные, служили бессменным центром притяжения, средой формирования и ориентиром, эталоном даже для нерусских по своей этничности литераторов и художников, по крайней мере вплоть до начала ХХ века, а во многом служат и до сих пор. Выставление, начиная с советской эпохи, на витрине «российской культуры» отдельных элементов этнических культур населяющих Россию народов добавляет красок в общую картину, но не изменяет ее сути. Тем более, когда дело касается дореволюционного периода, правильнее говорить не о «российской», а о «русской» культуре.