Йенс Андерсен - Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь

«Видели бы Вы, как они таращились, когда я показалась на улице с Лассе. Не прячась, мы ходили по городу, куда мне было нужно, и он громко и отчетливо называл меня мамой, так что не было никакого сомнения в том, кто это такой. Поверьте, все эти взгляды и перешептывания меня ни чуточки не трогали. Мы были очень в себе уверены, и Лассе, и я. И вскоре народ перестал нас разглядывать и шептаться, постепенно меня стали встречать даже с неким подобием уважения. Потому что, видите ли, лучший способ заставить людей замолчать – показать им, что они правы в своих подозрениях. <���…> Запомните мои слова: не стыдно иметь ребенка. Ребенок – это счастье, это честь, и в глубине души это прекрасно осознают все люди на свете».

Конечно, женщине, которая только что вышла замуж и стала домохозяйкой в современной стокгольмской квартире, было просто написать эти слова, и тем не менее они исходили из самого сердца. Как отнеслась мать Эссе к письму, неизвестно, но мальчик так и не поехал в Норрланд. Однако, по словам Карин Нюман, он прожил у приемной матери на Аллее Надежды до восемнадцатилетия, а после переехал в Швецию, где, кстати, возобновил отношения с Лассе и семьей Линдгрен.

4 апреля 1931 г., вскоре после того, как уладилось дело с разводом Стуре, Астрид Эриксон и Стуре Линдгрен сочетались браком в Нэсе. 9 марта 1931 г. он вложил в конверт с письмом Астрид маленькую заметку из газеты «Сюдсвенска дагбладет» – о «свадебном подарке», который, по словам Стуре, сделал им окружной королевский суд Сконе. Подарок заключался в том, что Стуре не надо было платить 30 крон в месяц на содержание бывшей жены, как она того требовала. (Фотография: Частный архив / Saltkråkan)

Шестнадцать месяцев провел Лассе у бабушки с дедушкой в Смоланде, и, если верить Астрид и тому, что впоследствии рассказывал сам Ларс Линдгрен, ему в этом «Бюллербю» было так же хорошо, как его матери. В тесном и безопасном кругу большой семьи, с братьями, сестрами, мамами, папами, бабушками, дедушками и работниками. Часто бабушка и дедушка, тетя Стина, тетя Ингегерд или дядя Гуннар водили Лассе в Виммербю, и там его иногда встречал отец, который до сих пор узнавал в малыше черты девушки, в которую некогда был влюблен. Они общались, Астрид и Райнхольд, и даже писали друг другу дружеские письма в 1930–1931 годах. Она поддразнивала его тем, что у него теперь рождались одни мальчики. Об этом она написала и тете Стевенс в поздравительном письме к Рождеству 16 декабря 1931 года:

«У отца Лассе в Виммербю снова родился мальчик; я, кажется, еще не рассказывала. Я написала (мы все еще иногда переписываемся, с ведома наших супругов), что для разнообразия ему следует обзавестись и девочками. Лассе дружит с новым папой, даже больше, чем я могла надеяться. Он обожает моего мужа, а тот, кажется, немного гордится Лассе и считает его отличным парнем».

В таком оптимистичном настроении Астрид Линдгрен и встретила новое десятилетие, наступившее для нее после свадьбы со Стуре. Церемония состоялась 4 апреля 1931 года, но не в церкви Виммербю, а в доме Ханны и Самуэля Августа в Нэсе: приходской священник был их ближайшим соседом. Не было ни большой свадьбы, ни большой фотографии, но фигурки счастливых жениха и невесты со свадебного торта Астрид хранила всю жизнь в ящике письменного стола. Когда через пару дней после свадьбы она объяснила Лассе, что у него два папы – один в Виммербю, один в Стокгольме, и добавила, что оба они лучшие папы на свете и очень его любят, Лассе поднял на мать глаза и произнес по-шведски: «У меня три папы. Карл тоже мой папа».

На пятом этаже на Вулканусгатан, 12, контролировать хозяйственные расходы пытались с помощью «Практической кассовой книги домохозяйки» – коричневых тетрадок с обложками, оформленными в стиле функционализма, и старомодной надписью: «Семь правил для тех, кто не знаком с бережливостью». В тетрадях хватало места не только для цифр и колонок с расходами, но и для других документов. Беспорядочные карандашные рисунки, сделанные детской рукой, и дневниковые заметки, оставленные взрослой женщиной, соседствовали с мужественными попытками вести расчеты.

Молодой неопытной домохозяйке было чем заняться и было на что потратить деньги. В графе «прочее» за 1931–1932 годы значится, например: починка туфель (1,35), заточка ножей (1,75), пылесос (20,00), парусник для Лассе (1,35), собрание сочинений Й. П. Якобсена (10,00), шкатулка для рукоделия (4,50), билеты на «Хижину дяди Тома» (2,35) и «Глупости» (8,50), что бы это ни было. А между страницами необыкновенно увлекательной кассовой книги семьи Линдгрен лежала вырезка из «Дагенс нюхетер»: