Йенс Андерсен - Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь

Из двух длинных писем, присланных тетей Стевенс «мамочке Лассе» 28 марта и 2 июня 1928 года, становится ясно, что спустя год после рождения сына Астрид еще задумывалась о браке с Блумбергом, но ни при каких обстоятельствах не хотела жить в Виммербю или становиться матерью многочисленному потомству Райнхольда. В письме от 2 июня фру Стевенс удивляется решению матери-одиночки:

«Вчера пришли письмо и деньги от папы Лассе, так грустно, так плохо для всех вас, что это конец, как мне хотелось, чтобы ради малыша Лассе вы все соединились. И Вам придется трудно, нет, я верю, что Вы исходите из того, что лучше для Лассе. Но папа Лассе уже не молод, а удар такого рода поражает прямо в сердце, и мне кажется, он так любил Вас с мальчиком. Конечно, быть матерью семейства в Виммербю – задача не из простых, какие силы нужны, и все же я удивляюсь Вашему отказу. Многие девушки предпочли бы брак с обеспечением, чтобы после уж развестись».

После разрыва весной 1928 года Блумберг угрожал наполовину сократить платежи фру Стевенс, а 1 июля забрать Лассе в Виммербю. Но датская приемная мать не считала, что папа Лассе может так поступить без согласия мамы Лассе. Вместе с тем она знала, что у Астрид нет денег, и, желая успокоить встревоженную мать, предложила год заботиться о Лассе бесплатно, если отношения между родителями обострятся еще сильнее. Однако Блумберг, который порой бывал весьма резким, за осень 1928 года овладел собой и уже в ноябре снова женился. «На немке», – возмущенно писала фру Стевенс; немка эта подарила главному редактору еще четверых детей, помимо восьми уже имевшихся.

Райнхольд Блумберг с детьми в гостиной на Сторгатан в 1927 г. Фотография из хроники главного редактора «Воспоминания о семье Блумберг-Скарин» (1931), где ни словом не упомянуты ни Оливия Фрёлунд, ни Астрид Эриксон, ни Лассе. (Фотография: Йенс Андерсен)

В 1929 году отношения более или менее наладились. Пасхальную поездку Астрид к сыну, которому исполнилось два с половиной года и которого она не видела почти шесть месяцев, оплатил Блумберг, а в своем письме на Пасху, когда Астрид гостила у Лассе на Аллее Надежды, Райнхольд просил прощения за свое прошлогоднее поведение. В порыве сентиментальности он вспоминал старые добрые, счастливые времена, когда они с мамой Лассе подумывали стать мужем и женой. Астрид ответила ему в понедельник, за день до того, как уехала от сына, который все это время проговорил с ней по-датски. В ответном письме с вкраплениями датских словечек она благодарила Райнхольда за поездку, делилась смешными историями об их чудесном умном мальчике, а под конец просила не думать о прошедшем, а жить настоящим:

«Ты говоришь, Пасха – время размышлений. Не надо, перестань. От этого только больнее. Не ищи ушедшего, думай о настоящем. <���…> Тебе правда не нужно передо мной извиняться. Не твоя и не моя ошибка, что наши дороги разошлись <���…> Ах, идет снег, какая-то чудесная грусть и нежность вокруг. У тебя над кроватью раньше висела картина с осенним пейзажем. То же настроение, что и в той картине, ощущается сегодня повсюду».

Прощаться с Лассе всегда было больно, но в этот раз – особенно. Так казалось Астрид. Лассе придавал смысл ее жизни, в Стокгольме так этого не хватало. Раздувшись от гордости, маленький мальчик важно шагал по улицам Копенгагена, держа Астрид за руку. Внезапно он заявил: «Вот идут мама и Лассе!» А когда она крепко-крепко обняла малыша и, смеясь, пригрозила проглотить, он спокойно посмотрел на нее и спросил: «Тебе не стыдно?»

Летом 1929 года и Астрид, и Райнхольд – по отдельности – приезжали в Копенгаген повидать Лассе. Блумберг был один день проездом, его встреча с ребенком вышла очень эмоциональной. После фру Стевенс написала Астрид о визите папы Лассе. Он спросил об Астрид, как делал всегда в своих письмах с ежемесячным гонораром Марие Стевенс, и на сей раз необычайно радовался мальчику, рассказывала тетя Стевенс: «„Как ты похож на маму“, – произнес он, посадил малыша на колени и заплакал. Так его было жалко».

Сама Астрид поехала в Копенгаген в июле 1929 года; погода была прекрасной, и большую часть времени они с сыном провели в саду на Вилле Стевнс, где подросший Лассе кувыркался, лазил по деревьям и забирался на крышу туалета. Никогда раньше он столько не болтал. Он говорил чудны́е вещи по-датски. Раз сказал, что Астрид пять лет, в другой – крикнул проходящему мимо семнадцатилетнему молочнику: «Привет жене и детям!» Этим фактом гордая мать поделилась в письме к Стуре – и из того же письма он с беспокойством узнал, что Астрид положили в Королевский госпиталь из-за подозрения на дифтерию: