Олег Якубов - Привет эпохе

На сей раз никаких вопросов мне и задавать не пришлось. Это была сбивчивая, но исповедь, искренне, как мне показалось, раскаявшегося человека. Признаюсь как на духу, у меня и в мыслях не было, протягивая Алишеру пиалу зеленого чая, тем самым расположить его к себе, вызвать доверие или сыграть на каких-то чувствах. Родившись и прожив много лет в Узбекистане, почитая и уважая народные традиции, я протянул ему пиалу чисто машинально, как протянул бы ее любому другому человеку, который подошел бы ко мне в тот момент, когда сам я пью чай. Но что-то, очевидно, произошло в его сознании в тот миг, когда он взял пиалу. И вот сознание того, что этой естественной, обыденной вещи он теперь надолго лишен, как лишен ласки родившей его матери, улыбок друзей, отцовских наставлений и многого другого, заставило парня взглянуть на свое нынешнее положение как бы со стороны. Взглянуть, ужаснуться и воскликнуть: «Что я наделал?!»

…Когда-то здесь, на плато Устюрт, построили сложнейшее инженерное сооружение – бетонную полосу для запасной посадки космического корабля «Буран». Все, что было связано с космосом в те годы, сулило существенные государственные субсидии, но и было овеяно тайной. Невесть для каких целей военные строители возвели стены трехэтажного здания, но недострой в итоге бросили. Исчез с карты мира Советский Союз, «Буран» на Устюрте так и не приземлялся. А недостроенное здание, благо стены были крепки и толщины внушительной, в итоге приспособили под тюрьму. В нескольких километрах находится железнодорожная станция Жаслык. Так что заключенных сюда доставляют в спецвагонах, а родственники на свидание приезжают проходящими через Жаслык поездами. В Жаслыкской тюрьме ( официально ее числят колонией, но в народе иначе, как «тюрьма», никто не говорит) содержится от 300 до 350 террористов, осужденных на разные сроки.

– Условия содержания у нас получше, чем в других подобных учреждениях, – говорит майор Бабаджанов. – В старых-то камеры переполнены, а у нас, как говорится, недокомплект. Рассчитаны камеры на шестнадцать человек, максимум сидит 12-13.

– Сбежать отсюда можно? – спросил я майора.

– Куда? – равнодушно пожал он плечами. – Плато оно и есть плато. На нем нет ни дорог, ни указателей. Здесь заблудиться – раз плюнуть. Кажется, что вперед идешь, а сам на одном месте кружишь. Да и волки вокруг рыскают. Нет, отсюда не сбежишь.

Я попросил майора открыть одну из камер, на которую сам, ваборочно, указал. Стальная дверь открылась, за ней оказалась еще одна – из стальных прутьев. Поднялись сидящие на нарах заключенные. Нестройным хором проскандировали: «Ассалом алейкум, гражданин начальник». Дежурный отрапортовал, что в камере все в порядке, больных нет, жалоб на содержание нет.

Вечером мы с майором Бабаджановым прогуливались по дорожкам городка, где живут офицеры охраны и их семьи. Дневная жара сменилась прохладой, даже слегка знобило.

– Послушайте, Амангельды, – обратился к Бабаджанову. – Похоже, вы своих подопечных не очень-то жалуете.

– Как это? – переспросил он.

– Ну, большого сочувствия к ним я не заметил.

– Давайте определимся сразу, – посуровел майор. – Мне ведь подобные вопросы частенько задают. Сюда и правозащитники приезжают постоянно, и комиссий всяких полно. Правда, до вас, журналистов еще не было. Так вот, я ни от кого не скрываю. Я обязан выполнять все инструкции, а сочувствовать этим бандитам не обязан. И никто от меня этого потребовать не вправе. Я вообще к ним никак не отношусь, я просто запрещаю себе к ним как-то относиться. Свидание положено – получишь, не положено – не получишь. Продукты привозят, все в котел идет. Здесь красть некому и уносить некуда. Кругом степь. Я ведь знаю, что про здешние места напридумывали. И что под землей здесь работают, и будто радиация здесь. И о себе слыхал, что майор Бабаджанов – зверь в военной форме, самолично заключенных бьет. Я пальцем никого не тронул. А тронул бы – меня любая комиссия в порошок растерла. Колонию держу в строгости – это есть. А кто сказал, что должно быть иначе? Здесь не санаторий, здесь колония.

– Но вы не возражаете против моих бесед с заключенными?

– Нет, конечно. Тем более, не сомневаюсь, что вы сами убедитесь: тех, кто раскаялся по-настоящему, от души, здесь немного. В основном, только говорят, что раскаялись, а сами в глаза не смотрят. И все считают, что им слишком большой срок дали, несправедливо, значит, обошлись. А то, что они людей убивали, резали, взрывали – это они считают справедливо. Ладно, поздно уже, спать пора, – и майор Амангельды Бабаджанов, круто повернувшись, зашагал в дом.