Яннис Николопулос - Раздвигая границы. Воспоминания дипломата, журналиста, историка в записи и литературной редакции Татьяны Ждановой

Наиболее впечатляющей была всеобщая забастовка и 300-тысячная демонстрация в Афинах в марте 1943 года против намеченной гражданской мобилизации и отправки в Германию греческих рабочих. В ходе этой демонстрации афиняне смогли занять Министерство труда и сжечь списки людей, подлежавших отправке. В июле того же года состоялась 500-тысячная демонстрация против расширения болгарской зоны оккупации, сорвавшая высвобождение дополнительных немецких дивизий для отправки на Восточный фронт.

Все эти акции не имели прецедентов в других европейских столицах и даже дали некоторым наблюдателям основание считать Афины «столицей европейского сопротивления» [41]. Из соображений объективности добавлю, что демонстрантам приходилось иметь дело главным образом с итальянскими, а не с немецкими солдатами, тем не менее каждая из этих акций повлекла за собой человеческие жертвы.

А недавно я услышал от своего друга Сифиса Захариадиса, сына генсека ККЕ Никоса Захариадиса, что его мама рассказывала ему о крупной стихийной демонстрации в связи с контрнаступлением Советской армии под Москвой. В течение всей оккупации многие люди в Афинах узнавали о положении дел на фронтах из радиосообщений Совинформбюро. Затем они рассказывали об услышанном своим знакомым или расклеивали по городу листовки об этих событиях. Так что, услышав 6 декабря 1941 года о том, что немцы отброшены на 40 километров от Москвы, тысячи афинян двинулись в центр города, где состоялась бурная 500-тысячная манифестация.

Сифис рассказал и еще одну историю о знакомой его матери, которая как-то раз громко играла на пианино, пока ее соседи этажом выше слушали московское радио. В это время в дом, услышав музыку, вошел немецкий офицер. Он сидел довольно долго, пока женщина, внутренне обмирая, продолжала играть свое музыкальное произведение. Дослушав, офицер похвалил ее игру и сказал:

«А если Вы и Ваши соседи и дальше собираетесь слушать московское радио, я рекомендовал бы делать это тише». Вот такие бывали во время войны эпизоды.

Непосредственных контактов с немцами у членов нашей семьи не было, если не считать того, что с ними имел дело отец по поводу издательства и типографии. Я уже раньше писал, что немцы все забрали, но стоит немного рассказать об обстоятельствах этого дела. В 1941–1942 годах немцы собрались издавать на Крите газету «Голос вермахта» для распространения в частях, воевавших на Ближнем и Среднем Востоке и в Северной Африке. Для этого они начали реквизировать в Афинах типографское оборудование. В основном афинские издатели пользовались старым, уже изношенным оборудованием. Папино же оборудование, закупленное в 1938–1939 годах и практически новое, оказалось самой лучшей добычей для германской военно-пропагандистской машины.

Папе фантастически повезло, что с немецкой стороны этим вопросом занимался приличный человек. Этого офицера звали Георг Дитрих, и он отвечал за издание немецких военных газет на территории всего Средиземноморья. До войны Дитрих был журналистом и владельцем газеты в Штутгарте, так что он смог оценить качество журналистской и издательской работы моего отца. Немец изыскал возможность хотя бы в какой-то степени компенсировать реквизицию, и отец получил сумму, которая помогла выживать не только нам, но и другим семьям, связанным с издательской группой «Та Граммата».

Несмотря на то что в повседневной жизни мы и другие жители Психико с немцами особенно не пересекались, не заметить немцев в нашем районе было невозможно. На некоторых дорогих виллах жили представители немецкого военного командования. Например, неподалеку от нас на улице Стратигу Калари в шикарном доме с великолепным садом жил какой-то генерал, по всей видимости занимавший высокий пост в штабе командования немецкими силами в Северной Африке. Во всяком случае, у дверей его дома всегда стояли часовые в форме африканского корпуса армии генерала Роммеля. В Психико также можно было видеть немецких артиллеристов: по району были рассредоточены артиллерийские орудия, за которыми следили соответствующие службы.

Но лучше всего я помню немецких раненых, гулявших по улицам и уютным скверам Психико. Они проходили лечение в госпиталях, располагавшихся в зданиях института «Арсакион» и «Афинского колледжа». Многие из них были очень загорелыми и носили на голове солнцезащитные шлемы. Я думаю, что свои ранения, в основном очень тяжелые, они получили в сражениях при Тобруке и Эль-Аламейне. Мне эти парни запомнились тем, что ходили группами и в полном молчании. Потом я понял, что это были последствия психологического шока.