Потому что исчезнуть может – важнейшая ипостась – индивидуальность. Если вы не хотите отстоять личность, пренебречь индивидуальностью, тогда допускайте чужой дух в стихи. Или вообще пишите прозой. Там по-другому интерпретируется индивидуальность…
1) С чего начинает к стихам апеллировать критик? С подобия проклятия автору стихотворенья: «За незнание русского языка, за массу ошибок, за использование жаргонизмов Вы будете гореть в аду» – утверждает сей строгий читатель. Вот так начал он (она) жесткий анализ свой и запугала автора суровым божьим наказанием, отправкой в ад.
На грешного меня сам Бог обрушиться обязан почему-то. Тут в пору за будущее (послежизненное) своё убояться. …Но вот за что конкретно критик такое горе кликает на голову мою? За то, оказывается, если уж сказать в общем и целом, что написал я прощальную элегию, где объяснил печально, что прекращаю творчества (имитируя иронию) потуги. Заканчиваю путь поэта и ухожу из творческого сообщества. Чего так огорчается тут критик? Да радоваться надо честному ему по логике вещей: такой бездарный (как он считает) бросил мучить публику стихами. И что же даме этой (критику) грамотной неймется! Что за угрозы шлет она какому-то там стихотворцу и обращается (как-то это всё же вытекает из её угроз) к кому за исполнением наказания? К Всевышнему что ли? Да явно не у Бога поддержки просит критик мой, грозя несчастному поэту всяким невезеньем… И в этом утверждаюсь, вспоминая кое-что прочитанное в прошлом.
Реплика в сторону.Читал записки одного попа. Он показался очень эрудированным и не трафаретно, не банально мыслящим. Батюшка этот, почти кощунственно, заявлял, что можно сомневаться: есть ли Бог или нет, но дьявол точно существует, и приводил он доводы неопровержимые… И, кажется, в связи с изложенным, точно: критик мой связался с этой сущностью нечистой, коль угрожает (если вдуматься) расправой и может (судя по всему) к помощи его при случае прибегнуть…
Такое вот приходит в голову, проклятия сии высокоэрудированной читательницы анализируя. Может ли человек знать замыслы Божьи и утверждать, за что наказывает Бог? Только с подачи другой противоположной сущности грозят человеку всяческими несчастьями, вступают в сговор с потусторонней силой, наводят порчу, шлют проклятия… Ну как-то к Божьим замыслам все наши беды относить нельзя…
Да ладно, Бог с ним с этим высшим миром. В делах земных бы нам бы разобраться.
И заявляет критикесса (нашёл я все же слово, как мне оппонента называть), что она в язЫках профессионал и специалист. И ей не нравится, в числе прочих неприятий, что не следую я общепринятым нормам языка, не согласую предложения и (самое страшное) использую жаргонизмы, в частности: есть у меня обращение к старинной мере объёма жидкости – штофу (а перед этим было ещё «взбрендивший»). «Употребивший водки штоф», – пишет в стихотворении ваш покорный слуга. И навлекает на свой стих от злой читательницы кучу несуразностей, в которых хочется, как в мусорных отбросах, поковыряться: вдруг что-то там хорошее найдется. Штоф – это слишком большая мера, чтобы её употребить, – утверждает критикесса (почему? А кто пытался съесть слона?).И уличает меня в незнании того, о чём пишу…
Штоф – это действительно большая мера (используемая когда-то на Руси), порядка двух бутыль – шесть стаканов по двести граммов.
Да кто столько выпьет? Но нужно ли здесь видеть конкретно выпитое.
Или все-таки, поэтически рассуждая, следуя за авторским отображением ситуации, есть смысл (не тупо логический) увидеть не конкретно выпитое, всё-таки, мы не учебник математики листаем, где всегда дважды два четыре, а понять, что же стоит за этим преувеличением.
Реплика, не осознавшая меры, длинною в статейку. И все-таки попробуем по указанию специалиста поработать с текстом на глазах достопочтимой публики. Изменим текст стихотворения, ища лучшие варианты. Получим, скажем, такое:
Лишь взбрендивший безумец, сдуру
Сивухи выпивший стакан (бокал – вариант),
Мог возвратиться в мир литературы,
Чтоб вновь поведать о себе в стихах (в строках).
(А можно так: «…выпивший бадью).
……….
Чтоб напечатать о себе статью».
Но здесь, кажется, совсем уж далеко оказываюсь от правды – как фактической, так и художественной. Вспоминается персонаж Ильфа и Петрова, который сочинял: «Гаврила был примерным мужем». Конечно, в данном случае подошло бы: употребивший сразу триста грамм (а блюститель языка мне скажет, что правильно надо склонять – граммов, хочется просклонять такого по матушке) мог возвратиться в мир литературы, чтоб уничтожить критиканов клан. Но это другая тема.
Читать дальше