Василий Морской - Полным ходом, или Морские рассказы 2.0

– Вот и все дела! Поняли меня?!

Акимов, как младший и по званию, и по возрасту, мирно соглашался:

– Ну конечно, поняли, Геннадий Михайлович!

– Ну, вот и все дела!

Надувная лодка оказалась в полной готовности на «Челюскине», мы с Картузовым перекрестились, потому что наша точно была дырявая, ее неделю назад молодой матросик палубной команды Жилдин проткнул по незнанию. Включили прожектора, акватория осветилась, а вокруг была темень, ни зги не видать.

Суда встали параллельными курсами и легли в дрейф, начало покачивать. Наш док Воронин предложил привязать Жевакина к лодке, чтобы, как говорится, чего не вышло. А то вдруг Гена захочет спрыгнуть с лодки в самый неподходящий момент. Так и сделали. «Челюскин» стрельнул в нас своим сигнальным концом, мы перехватили его и подтащили резиновую лодку к борту.

– Да-а-а-а! «Резинка» -то у них чахлая! – Дракон Картузов свое дело знал, и если он сказал, что лодка у них чахлая, значит, так и было!

Мы спустили Жевакина в лодку и привязали его (уж, Гена, не взыщи!) к передней баночке (скамейка на лодке или катере) киперной лентой (хлопчатобумажная тесьма из плотной ткани шириной 15 см). Геннадий Иванович спокойно взирал на это, даже каким-то отрешенным взором, словно его вывозили, из ненавистного ему места, и он был даже этому рад.

Связь держали по переносным радиостанциям и по команде с «Челюскина» начали травить свой конец, мол, эй, на «Челюскине», тащите! Лодка рывками двинулась к борту «Челюскина». Оба судна болтались из стороны в сторону, потому что в дрейфе они лежали лагом к волне, бортовая качка немного усиливалась, стало мотать еще больше. С «Челюскина» пришла команда держать наш конец (веревку) в натяг и травить (отпускать) понемногу! Лодка болталась между судами, как говно в проруби, Картузов матерился вовсю, лица Гены мы уже не видели.

Лодка шла очень медленно, и Картузов прокричал в рацию:

– Да тяните уже!!! Человек ведь нахлебается в лодке, понимать надо!! – В этот самый момент на «Челюскине» потянули мощнее, а на «Армавире», естественно, не успели потравить вовремя, так что наш конец в итоге лопнул. Все это почувствовали, потому как Белов, держащий в этот момент лодочный конец, просто свалился на палубу от неожиданности. Он быстро начал выбирать (вытаскивать) конец на палубу, и тут все увидели, что конец вырван вместе с куском резинового борта лодки с креплением.

Послышался знакомый звук резко выходящего воздуха из лодочных баллонов.

– Я же говорил: чахлая лодочка, не выдержала! Сдулась!! – Дракон выдохнул это в гробовой тишине.

На «Челюскине» видно было, как все забегали по палубе, слышно, как визжала лебедка, которая тянула лодку с Геной, кто-то громко крикнул:

– Тащите его быстрее, бездельники! – Все узнали голос Козловского с мостика.

Наконец, наш прожектор выхватил из темноты тело Жевакина, привязанного к сдувшемуся резиновому мешку, болтающемуся наполовину в воде, потом видно было, как ребята втянули его на борт «Челюскина»!

Возникло минутное затишье, слышны были только плеск волн и шипение рации! Секунды тикали… тишина давила…

– Ну???!!!

– Живой!! Все нормально, чуть наглотался морской водички!! – донеслось с «Челюскина».

– Фу, господи, пронесло!! – это уже наш командир, который спустился на палубу и переживал все это вместе с нами, и все, наконец, выдохнули с облегчением.

Сколько нам тогда высказал Геннадий Михайлович, уважаемый мой читатель, я вам даже не передам, скажу только, что это была тонкая кружевная ткань речи, где жесткий морской терминологический язык ажурно переплетался с бранными, матерными и не только, выражениями. В итоге мы, как беспробудные непрофессионалы, были посланы далеко-далеко, куда никто не ходил, были обозваны обидными кличками, самая милая из которых была – «соплежу́и»!

Акимов мрачно выслушал все претензии, оказывается, это мы неправильно тянули, это мы порвали его любимую резиновую надувную рыбацкую лодку, и это мы чуть не утопили несчастного моториста, а кто решил его привязать к лодочной баночке, тот вообще идиот!

Александр Евгеньевич, как полагается, пригласил Геннадия Михайловича на рюмку чая к себе на борт, мол, «взбрызнуть» положительный исход операции, однако Козлевич, так теперь его окрестил наш боцман Картузов, вежливо отказался ввиду полного цейтнота, и не прошло и часа, как ОИС «Челюскин», коптя черным дымом из трубы, растаял в туманном далеке́.