Петр Своик - Казахстан и Россия - быть ли им в новом союзе, или Фрагменты истории власти и оппозиции в Казахстане, нанизанные на собственную жизнь

У энергетиков жестко: каждый день республиканский селектор, по понедельникам – большая оперативка во главе с министром. (Казачков, услышав об очередной аварии на Экибастузской ГРЭС, как-то в сердцах воскликнул, что они в Минэнерго больше всего боятся понедельников, когда три тысячи эксплуатационников и три тысячи ремонтников Экибастуза, хорошо отдохнув, выходят на работу и начинают все подряд крутить).

Однажды, как раз я дежурил, а министр, заслушивая, сказал, чтобы Юрьев ему позвонил. Я управляющего нашел: знаю, говорю, о чем разговор будет – в замминистра забирают. Уезжая, Юрьев перевел меня в заместители управляющего по капстроительству – сам-то стал замом по этой линии.

Леляк Виктор Иванович – сын покойного уже тогда генерала Леляка – начальника областного УВД. От папы ему досталась новенькая «Волга» с номером 001 и ироничная такая интеллигентность. Он пришел на Актюбинскую ТЭЦ начальником ОКСа, то есть непосредственным моим подчиненным, но добиться от него трудовых успехов было невозможно. Он был совершенный скептик, считал и обосновывал, что и почему не надо делать. Даже наезжать на него не получалось, он не обижался, не оправдывался, оставался доброжелательно легким. Собеседник был классный, на все случаи жизни.

Однажды, еще из ГИПовской своей практики, пожаловался ему, как невыносимо было мотаться по Москве, по коридорам Минэнерго и разным комплектующим организациям, и как никогда не мог понять, что, с кем и зачем надо согласовывать. И он вдруг буквально парой-тройкой фраз описал мне суть всех главэнергокомплектов и союзспецарматур и логическую связь между ними. Меня тогда это просто поразило: умение, бродя внизу между деревьями, увидеть лес целиком – это было большим уроком. С тех пор пытаюсь, не увязая в деталях, выстраивать общую картину явлений. Хотя боюсь, что чуть-чуть это начинает получаться только сейчас…

А тогда было «Жилье-91» и мы тоже, всем энергетическим колхозом, заложили новую 9-этажку. И вот оперативка в вагончике, директора Западных, Восточных, Городских сетей, ТЭЦ, АТП, СМУ и так далее отчитываются, кто и что должен завести и смонтировать и как исполняется. Все, конечно, отстает. Очередной директор докладывает, что ни блоков, ни подушек на КСМК нет, но, если разрешу вместо девятого размера восьмой – он завтра же достанет. Строго говорю, а в проекте какие – девятые? – вот чтобы они и были! А сам после оперативки выхожу на котлован и разбираюсь – какие же они с виду, эти блоки и подушки…

Позвонил министр, говорит, что Анатолий Федосеевич рекомендует Вас вернуть в Алма-Ату начальником ГУКСа, если согласны, я займусь квартирой, а Вы собирайтесь. А был август, и у Натальи в Кинешме намечалась свадьба родственников, решили на прощание съездить, своим ходом.

Загрузили в багажник (он у «Запорожца» впереди, это и спасло жизнь) все подряд перцы-помидоры-баклажаны, посадили назад тетю Веру (двоюродную бабушку Натальи, жившую с нами) – она уже слепая была, но категорически потребовала ее взять последний раз на родину. Ехали хорошо, через Уральск на Тольятти и потом вдоль Волги.

Не доезжая Нижнего Новгорода, дорога неширокая, но свободная, солнышко садится, но видно хорошо, навстречу идет такая каракатица: грузовик везет за собой еще один – у того передние колеса в кузове. И вдруг из-за них вылетает белый «Жигуль», как на родео накренившись на двух колесах, – и нам в лоб…

Тетя Вера как сидела, так и осталась, даже не шелохнулась. Мне ноги запрессовало, еле вытащили. А Наталья сумела открыть дверь, сама выползла из машины, а вот подняться не смогла. Встречный маршрутный автобус, высадив всех пассажиров, забрал нас.

Привезли в райцентр – деревня Большое Мурашкино. У Натальи перелом вертлужной впадины и вывих тазобедренного сустава – ее на вытяжку, мне лавсаном сшили раздробленный надколенник. Только потом у нее обнаружился еще и перелом руки – все внимание отвлекала главная боль. А у меня первые дни сильнее колена ныли руки, хотя были целые. Только через полгода, когда увидел «Запорожец», понял, почему: рулевая колонка, толстая такая железяка, была отогнута в сторону – рефлекторно защищал грудь. Хотя весь эпизод, экспертиза установила, длился 2,5 секунды. А тетя Вера, слепая, не приготовилась, умерла на месте – переломы ребер и разрывы внутренних органов.

После операции мне было все хуже. Днем еще ничего, а ночи – более длительных и мучительных с тех пор не переживал. Есть ничего не мог, а тут вдруг заявился Юрьев, привез пышный такой белый хлеб и копченую колбасу, кормил с рук, и я ел. Но лучше не становилось, перевезли в Горький, еще раз прооперировали, потом долго лежал меж двух миров: температура редко, когда ниже сорока, дышал только со стоном. Хорошо, прилетела сначала сестра Таля, потом ее сменила мать, поила с ложечки козьим молоком с желтком.