Вячеслав Смирнов - Театры Тольятти. Том 1

Корр.: Вы уже второй сезон в «Колесе»??

Осташкова: Да, я пришла в феврале в прошлом сезоне. Я посмотрела список ролей, там были какие-то вводные роли, но потом уже пошли более-менее центральные роли в спектаклях, где есть что поиграть, например в спектакле «Дорогая Памела».

Корр.: Как вам режиссер Анатолий Афанасьевич Морозов? Что вы о нем можете сказать?

Осташкова: Для меня Анатолий Афанасьевич – это режиссер-педагог. Педагог не в том смысле, что он учит, как освоить основы ремесла, а в том смысле, что я очень много от него беру, он очень много для меня открывает. Мне с этим режиссером очень интересно. Когда хорошо – много не скажешь, да? Я благодарю судьбу, что у меня есть возможность поработать с таким режиссером. Когда я пришла в «Колесо», то была очень сильно зажата, закрепощена, не давала воли своим чувствам. А он как-то умеет раскрепостить, как-то у него получается. Может быть, он сам об этом не думает, но это вот получается так. Мне очень интересно с ним работать. И для меня наш новый спектакль «Городок» – это тоже новая подъемная ступень.

Корр.: А что за роль будет у вас в этом спектакле?

Осташкова: Роль Ребекки. По всему спектаклю роль небольшая, но очень сильная. Весь финал первого акта практически отдан ей. Она показывает те человеческие чувства, которые мы скрываем, потому что время не то, времени всегда на что-то не хватает – на то, что чувствуешь, на то, что тебя заботит. «А, да, подожди, мне же еще надо вот это, это и это сделать!» Это подождет, чувства всегда где-то на втором, на третьем плане, а тут именно что человек чувствует, это выносится на первый план. Наверное, о том и весь «Городок» – о наших чувствах, о том, что это первостепенно.

Папа был не прав

Корр.: Какие мотивы заставляют человека идти в артисты?

Осташкова: Все начинается с детской мечты. У нас половина девочек в классе мечтали стать актрисами. Я единственная, кто довела эту мечту даже до поступления в училище. То есть в десятом-одиннадцатом классе это уже как-то смешно, глупо. У меня папа, например, до четвертого курса не считал это за профессию, он мечтал, что я стану экономистом: «Ну иди на экономиста, я тебе все оплачу, только уйди из театра!»

Корр.: А может, папа был прав? Быть может, жизнь бы по-другому повернулась?

Осташкова: Вот когдая из ТЮЗа ушла, я подумала, что папа прав. Сейчас я в театре, и я опять думаю, что он не прав. Но он смирился с этим и простил меня, мое «предательство». Для него это на самом деле было как предательство: как это, доченька ослушалась?!

Корр.: И все-таки мотивация. Вы говорите – «мечтали». Почему мечтали? Что там такого медом намазано? Или просто мечтали – и все? Мальчики хотели стать космонавтами, а девочки – актрисами. Так, что ли?

Осташкова: Когда смотришь спектакль, это красиво, это костюмы, это грим, это парики. Все это кажется очень здорово и легко. А когда уже окунаешься в работу, все оказывается по-другому. У нас на первом курсе было двадцать семь человек, а к последнему осталось семеро. Все остальные просто ушли, потому что это невыносимый режим: с десяти утра до десяти вечера. Если ты в институте, в училище этого не пройдешь, то тебе в театре будет тяжело. Закалка такая. Я смотрела на наших нынешних студентов: устают, но они все равно это делают, потому что это здорово, это интересно. Какая-то искра, что ли, должна быть. Непросто выучиться на экономиста или на медика и работать… а тут постоянно надо желать. На медика выучился – и работаешь медиком. Уже все опостылело, а никуда не денешься, потому что ты медик. А актером быть – это надо постоянно жить этим.

Мужчинам сложнее

Корр.: Как соотнести, с одной стороны, моральное удовлетворение от проделанной работы, а с другой стороны – не самое лучшее финансовое положение в этой профессии? Что ощущает человек в моральном плане, колеблясь между этими двумя вещами?

Осташкова: Ну, это, наверное, для мужчин сложнее, да? Потому что мужчина – это добытчик денег. И мужчина-актер с низким бюджетом – это что-то печальное. Нам как бы проще, потому что у нас друзья, мужья, мамы, папы – кто-то поддерживает. А мужчинам я не знаю как быть. Где-то работают, где-то подрабатывают, не знаю. Для меня никогда не стояло такой проблемы. Я в ТЮЗе работала и получала мизерную зарплату, и никогда не стоял вопрос: я мало получаю, значит, мне надо уходить из театра. Нет такого колебания, что меня задевает финансовый вопрос. Ну, задевает, естественно, денег не хватает. Нужно растягивать что-то, где-то подрабатывать. У меня был интересный опыт, причем опыт режиссера. Я работала в английской школе «Интер-лингва», ставила спектакль с детьми. Причем они разговаривали на английском, а я с ними – на русском. Я думаю: «Как же их понимать-то, что они говорят?» И я им говорю: «Ты сказал фразу, теперь эту же фразу скажи не на английском, а на русском». И я научилась с ними репетировать таким способом. Я говорю: «С такой же интонацией, так же произнеси эту фразу на английском». Это был хороший опыт. Я поверила в свои силы.