— В чём главный минус инфляции по классическим представлениям? Вовсе не в снижении жизненного уровня — он может и не снижаться. А в том, что она делает любой проект малопредсказуемым в долгосрочной перспективе и тем самым способствует уменьшению долгосрочных инвестиций. На самом деле это лицемерие, просчитываемость бизнес-плана на 20 лет, которую на Западе требуют и принимают банки, — абсолютная фикция. Но тем не менее… А в чём плюс? Население начинает больше тратить, вместо того чтобы складывать в кубышку. Очевидно, что и то и другое для нас не сверхактуально. Я считаю, что инфляция в пределах 20% не критична для нас для переходного периода в несколько лет. А по мере усложнения экономики, о чём шла речь выше, она и сама сойдёт на нет, во всяком случае, если не злоупотреблять печатным станком. По крайней мере, никаким абсолютным злом она не является. Единственный, кому она крайне неудобна, — это международный спекулятивный капитал, работающий в нашей стране (или планирующий работать). Именно для его интересов у нас и борются с инфляцией так самозабвенно. То есть контроль за инфляцией и недопущение её перехода в неуправляемую фазу должны быть одной из важнейших задач финансовой политики страны, но не первой.
Действительно ли частные импортёры лучше государства определят, что надо импортировать? Верите ли вы в «невидимую руку рынка»?
— До сих пор успешно определяли. Да, я верю в рынок, и с такими, как читатель «Однако», написавший, что статью автора, который верит в рынок, он и читать бы не стал, я и сам даже дискутировать не хочу. Но у рынка, у нашего сегодняшнего, во всяком случае, есть одно большое «но»: он будет ввозить (и производить, кстати, тоже) только то, на что платёжеспособный спрос есть сегодня. Он действительно выявит и удовлетворит все такие потребности быстрее и лучше любого государственного ведомства. Но оборудование для станкостроения, например, на которое спроса нет, он ввозить не будет, а меж тем очевидно, что станкостроение надо развивать, в том числе создавая спрос, то есть развивая и машиностроение. Этого бизнес делать не может и не будет. Иными словами, с оперативными задачами бизнес справляется замечательно, а в плане развития рассчитывать на него нечего.
А не следует ли прямо ограничить импорт, не полагаясь лишь на низкий курс рубля?
— Импорта много незаменимого, если вы его ограничите — наступит дефицит, и даже коллапс. На изменение этого нужны время и усилия, поэтому я и писал о программе импортозамещения. А если дать возможность государству определять, что ограничивать, а что нет, решения точно будут неадекватны: и качество, и мотивация чиновников очень низки.
Вы пишете, что налоги у нас невысокие, кроме ЕСН. Но вроде все жалуются. Неужели в США налоги на предприятия не выше?
— Корпоративный налог (так в США называется налог на прибыль предприятий) составляет 33% в федеральную казну и до 10% в казну штата, итого до 43% (у нас 20%). Причём по налогу штата могут быть персональные договорные льготы, например, в случае открытия нового бизнеса с большим количеством рабочих мест, а по федеральному — не могут. Правда, есть некие общие изъятия. Средняя эффективная ставка около 30%, сильно больше, чем у нас. Правда, нет НДС, но есть налог с продаж, составляющий в разных штатах от 6% до 12%. А в Европе везде НДС количественно примерно такой же, как у нас, но нет налога с продаж. Налог с имущества большой, обычно 1,6% в год, причём в большинстве штатов не с балансовой стоимости, а с оценочной. Но в большинстве случаев новые предприятия освобождают от него на 10–30 лет, иначе они просто не открываются в этом месте (как и у нас это местный налог, и решение об освобождении принимает по нашему район). В общем и целом не сказал бы, что бремя ниже, чем в России. Единственное, что база для исчисления налога на прибыль нового бизнеса всегда считается только после полного возврата вложенных средств — прибыль до покрытия вложений не облагается. Это комфортно и вполне можно ввести и у нас.
Есть ли, на ваш взгляд, ещё другие меры по быстрому выходу из кризиса, которые не вошли в вашу статью?
— Да, размерные ограничения статьи не позволили отразить некоторые меры, которые гарантированно дадут ощутимый эффект на временном горизонте 1–3 года и при этом являются управленчески возможными. Давайте остановимся на двух из них.
Когда у нас идут дискуссии по поводу государственной собственности, всё ещё очень большой, то по умолчанию имеются в виду три раздела: объекты народного хозяйства, земля и объекты социальной инфраструктуры. Если не поддаваться эмоциям, то следует признать, что по всем трём есть аргументы как про, так и контра за сохранение статус-кво. Про — потому что оставшиеся в госсобственности крупные промышленные объекты, типа «РусГидро» или РЖД, а тем более объекты научные и двойного применения имеют явное стратегическое значение, и просто в силу этого их приватизация таит в себе большие риски и политического, и управленческого характера. Ведь совсем не задумываясь, приватизировать нужно лишь то, что в случае чего не жалко и совсем потерять. Объекты социальной инфраструктуры грозят социальным недовольством в случае своей переориентации, а предотвратить таковую представляется не очень реальным. Приватизация же земли (имеется в виду не 10 и даже не 100 соток под домом в загородной или сельской местности, а большие массивы) вообще не очень соответствует русскому цивилизационному коду, тем более что прошедшая уже довольно давно приватизация земли не принесла даже призрачных благ. А контра в основном одно — всё это чудовищно неэффективно используется и управляется, оставаясь в государственной собственности, и изменить это не очень реалистично. То есть надо ли всё это форсированно приватизировать — тема реальной, не надуманной дискуссии, исход которой неочевиден.
Читать дальше