Пьер Прудон - Литературные майораты

Такимъ образомъ всякій ремесленникъ есть ничто иное, какъ производитель движеній и формъ: первыя онъ почерпаетъ изъ своей жизненной силы, съ помощью мускуловъ и нервъ; вторыя являются вслѣдствіе возбужденія его мозга. Единственная разница между нимъ и писателемъ та, что ремесленникъ, непосредственно дѣйствуя на матерію, изображаетъ, и, такъ сказать, воплощаетъ въ ней свою идею, между тѣмъ, какъ философъ, ораторъ, поэтъ, если можно такъ выразиться, не производятъ ничего внѣ собственнаго своего существа и произведеніе ихъ, устное или письменное, ограничивается словомъ. Я съ своей стороны давно уже сдѣлалъ это замѣчаніе и гг. Фредерикъ Пасси и Викторъ Модестъ, раздѣляющіе въ этомъ отношеніи мои взгляды, могли бы сослаться на мои слова, еслибы я принадлежалъ къ числу такихъ писателей, которыхъ прилично цитировать и еслибы напротивъ того не было выгоднѣе третировать меня, какъ софиста . Но знаютъ ли они къ чему приведетъ ихъ это уподобленіе, принимаемое, кажется, всѣми современными экономистами? Они и не подозрѣваютъ этого.

Итакъ мы пришли къ соглашенію: писатель, человѣкъ одаренный геніемъ, — такой же производитель, какъ и мелочной лавочникъ или булочникъ; сочиненіе его ничто иное, какъ продуктъ — частичка народнаго богатства. Было время, когда экономисты различали произведенія матеріальныя и нематеріальныя, подобно тому, какъ Декартъ различалъ духъ и матерію. Это дѣленіе оказалось излишнимъ: во первыхъ потому, что произвести матерію невозможно и вся наша дѣятельность ограничивается произведеніемъ идей и видоизмѣненіями природы; во вторыхъ потому, что въ строгомъ смыслѣ слова мы не можемъ произвести даже и идей — точно такъ, какъ не можемъ произвести матеріальныхъ тѣлъ.

Человѣкъ не творитъ своихъ идей, но получаетъ ихъ; онъ не образуетъ истины, но открываетъ ее; онъ не изобрѣтаетъ ни красоты, ни справедливости, — онѣ сами открываются ему при наблюденіи явленій и взаимнодѣйствія предметовъ. Для насъ не доступенъ ни умственный, ни чувственный фондъ природы: причина и сущность вещей не нашихъ рукъ дѣло; даже идеалъ, о которомъ мы мечтаемъ, къ которому стремимся и изъ-за котораго дѣлаемъ столько глупостей — созданъ не нами. Наблюдать и увидѣть, искать и открыть, овладѣть матеріею и видоизмѣнить ее сообразно тому, что мы видѣли и открыли, — вотъ что политическая экономія понимаетъ подъ словомъ производить. Чѣмъ болѣе углубляемся мы въ этотъ вопросъ, тѣмъ болѣе убѣждаемся въ дѣйствительности сходства между литературными и промышленными произведеніями.

Мы говорили о качествѣ продукта, обратимся къ количеству. Въ какіе предѣлы заключена наша производительная сила и слѣдовательно какое значеніе, какіе размѣры могутъ имѣть наши произведенія?

На этотъ вопросъ можно отвѣтить, что наша производительность зависитъ отъ нашихъ силъ, отъ нашей организаціи, отъ воспитанія, которое мы получили, отъ среды, въ которой мы живемъ. Но такая пропорціональность имѣетъ большое значеніе только при разсматриваніи человѣка въ собирательномъ смыслѣ и вовсе не важна, если мы будемъ разсматривать отдѣльныхъ индивидуумовъ, такъ что все сказанное мною о незначительности индивидуальной производительности относится столько же до произведеній философскихъ или литературныхъ, сколько и до промышленныхъ.

Подобно тому, какъ земледѣлецъ видоизмѣняетъ только небольшую частичку почвы, воздѣлываетъ только клочокъ земли, словомъ добываетъ себѣ только насущный хлѣбъ, такъ и мыслитель не сразу открываетъ истину, а доходитъ до этого путемъ многихъ заблужденій; да и та истина, открытіемъ которой онъ хвалится, ничто иное какъ на минуту блестнувшая искра, которая завтра же исчезнетъ въ сіяніи вѣчно восходящаго свѣтила общечеловѣческаго разума. Въ области науки и искусства всякій индивидуумъ быстро стирается, такъ что идеи, на которыхъ время казалось не должно бы имѣть большаго вліянія, на дѣлѣ ничѣмъ отъ него не защищены. Произведеніе человѣка, каково бы оно ни было, также ограничено, несовершенно, эфемерно и не долговѣчно, какъ и самъ онъ. Проходя чрезъ мозгъ человѣка, который ее индивидуализируетъ, идея такъ же скоро старѣется, какъ и слова ее выражающія; идеалъ разрушается такъ же быстро, какъ образъ его представляющій и произведеніе, которымъ мы восторгаемся, которое мы называемъ геніальнымъ, въ сущности — ничтожно, несовершенно, бренно, требуетъ постоянныхъ возобновленій, какъ хлѣбъ, которымъ мы питаемся или какъ одежда, прикрывающая нашу наготу. Въ самомъ дѣлѣ, что такое представляютъ собою великія произведенія, оставленныя намъ вымершими, но по нашимъ понятіямъ безсмертными народами? — муміи.