Игорь Бунич - Второе пришествие в гневе

Сведения о воздействии радиации я почерпнул из рассказов доктора Коцубэ, главного хирурга, исполняющего обязанности директора больницы, а также из наблюдений за состоянием больных, которые там находились, доктор Кацубе многим рисковал, когда показывал мне некоторые палаты, давал описание симптомов и течения лучевой болезни (хотя тогда он ее так не называл). Он не знал прецедента, на который можно было сослаться. Исследования были невозможны, так как в больнице не осталось ни одного медицинского аппарата, не было даже микроскопа…

Больные лежали на татами (циновка из соломы), вокруг них на коленях стояли их родные… Гноящиеся ожоги, воспаленные глаза и кровоточащие десны, выпавшие волосы, которые как нимбы лежали вокруг головы почти каждого пострадавшего. Несчастные смотрели на меня с ненавистью. Наконец, доктор Коцубэ сказал мне по-английски: „Вам нужно уходить. Я не могу гарантировать вам безопасность, если вы останетесь“.

Так закончилось мое посещение больницы. Жители Хиросимы, которых я видел на улице, казались совершенно безразличными ко всему происходящему вокруг. Они еще не оправились от шока, никто не останавливался, чтобы с кем-нибудь заговорить. Даже наша маленькая группа с иностранцем без марлевой маски на лице не привлекала внимание.

На прощание доктор Коцубэ сказал мне: „Прошу вас, сообщите о том, что вы только что видели. И попросите своих — и он, конечно, принял меня за американца — прислать специалистов, которые знают об этой болезни, и необходимые медикаменты. Иначе все здесь обречены на смерть“.

7 сентября, оказавшись на вокзале в Токио, я было отправился в гостиницу „Дай Иси“, когда меня окликнул мой коллега, одетый в форму военного корреспондента.

„Барчетт! — прокричал он. — С успехом тебя! Пойдем со мной в гостиницу „Империал“, там начальство проводит специальный инструктаж по поводу твоей статьи о лучевой болезни в Хиросиме“.

И я пошел, узнав по пути, что „Дейли экспресс“ не только поместила мой репортаж на первой полосе, но и бесплатно распространила его по всему миру. Американцы кипели от злости. Когда я пришел, конференция завершилась, но было ясно, что главная ее цель заключалась в том, чтобы опровергнуть мою статью из Хиросимы и содержащийся в ней довод, что люди умирали в результате действия поражающих факторов взрыва бомбы.

Какой-то ученый в форме бригадного генерала утверждал, что не может быть и речи об атомной радиации и вызванных ею заболеваниях, симптомы которых описаны мною, поскольку бомбы в Хиросиме и Нагасаки были взорваны на высоте, позволяющей избежать риска возникновения „остаточной радиации“.

Наступил волнующий для меня момент. Я поднялся со своего места и спросил офицера, проводившего инструктаж, был ли он в Хиросиме.

— Нет, не был.

Тогда я рассказал о том, что видел, и попросил разъяснений. Сначала он был очень вежлив — ученый, дающий разъяснения профану. Он утверждал, что те люди, которых я видел в больнице, пострадали от ударной волны и ожогов, обычных при любом мощном взрыве. Очевидно, японские врачи не обладали достаточными знаниями, чтобы их вылечить, возможно, у них не было необходимых лекарств.

Он скептически отнесся к заявлению о том, что люди, которых не было в городе в момент взрыва, позже также заболевали. Я спросил, как он объяснит тот факт, что рыба продолжает погибать, попадая в реку, которая проводит через весь центр города.

— Вероятно, она гибнет в результате взрыва или перегрева воды.

— Даже спустя месяц?

— Это приливно-отливная река, поэтому вода могла унести рыбу с того места и принести ее обратно.

— Но меня возили на окраину города, и я видел, как на одном участке реки всплывала рыба и через несколько секунд погибала.

— Боюсь, что вы стали жертвой японской мистификации, — сказал он и сел.»

Уилфред Барнетт. «Трибюн», Лондон.

Многие рассматривала факт совместной борьбы русских и американцев против общего врага в годы Второй Мировой войны всего лишь причудой истории… временным отклонением от предначертанного пути, которое вызвано исключительно сумасшедшей затеей Гитлера одновременно вести борьбу с двумя самыми мощными государствами в мире.

Более опасной и в историческом плане более долговременной угрозой для Америки и американского образа жизни еще в те военные годы считали коммунизм.

«С того времени, как я принял руководство проектом, — признался позднее генерал Гровс, — я был абсолютно уверен, что Россия — наш враг. Проект осуществлялся именно на этой основе. Я никогда не разделял мнения общественности, что Советский Союз является нашим благородным союзником».