Игорь Бунич - Второе пришествие в гневе

— Совещание отменяется, — тихим голосом сказал Сталин. — Возвращайтесь в войска.

На сложенной карте, которую принесли к нему в кабинет, Сталин в тот же день написал резолюцию. Она стала известна только через много лет. На карте было начертано: «В МОЙ АРХИВ».

Третья Мировая воина, которая должна была начаться почти сразу после окончания Второй, была отложена на неопределеннее время.

Только маршал Жуков, благодаря своей повышенной агрессивности, сочетающейся с дремучей малограмотностью, никак не мог примириться с решением вождя всех народов. И даже осмелился выразить свое недовольство вслух.

До войны маршал, будучи начальником Генерального штаба Красной армии, усердно занимался разработкой операции «Гроза» и более других нес ответственность за то, что в июне 1941 года его кипучая деятельность привела к столь катастрофическим результатам.

Видимо, Жуков пылал от желания довести начатое дело до конца. А поэтому не понимал — чего испугался Сталин? Что это за атомная бомба? Маршал тоже видел фотографии Хиросимы, но они не произвели на него большого впечатления. От хорошего залпа гвардейских минометов «Катюша» по густонаселенному городу разрушения почти такие же. Или посмотрите на Дрезден. Там никакой атомной бомбы не применяли, а что осталось от города? Одни обугленные руины. Радиация? Что это еще такое? Покажите мне ее. Вполне можно было довоевать. Потери? Война не бывает без потерь.

Реакция Сталина на «маршальские капризы» была почти мгновенной. Его штабные офицеры во главе с генералом Телегиным, слушавшие крамольные речи своего шефа, были арестованы, а на даче самого Жукова был произведен обыск. Обыск дал интересные результаты. В течение нескольких дней грузовики Министерства Государственной Безопасности вывозили с территории маршальской дачи десятки ковров, мануфактуру в рулонах, картины в золоченых рамах, сотни серебряных ложек и прочие трофеи, вывезенные полководцем из Германии.

В объяснительной записке на имя Сталина Жуков написал, что складировал все это у себя на даче «исключительно для последующей передачи» в казну. Маршал также просил разрешения лично объясниться с вождем. Сталин удостоил его беседы. В результате беседы Жуков был обвинен в «бонапартизме» и отправлен за Урал командовать отдаленным военным округом. Но, несмотря на опалу, маршал оставался при своем мнении: война может идти и с применением атомного оружия. Ничего особенно страшного в нем нет. Проверить свои убеждения на практике Жукову удалось уже после смерти Сталина, когда в 1954 году на Тоцком полигоне он приказал испытать атомную бомбу, во много раз более мощную чем ту, которую американцы взорвали над Хиросимой, на собственных солдатах, одетых в одни гимнастерки, и жителях близлежащих деревень. Какое впечатление это испытание произвело на маршала — неизвестно. При жизни он ни словом не обмолвился о совершенном им чудовищном военном преступлении. Возможно, правда, не из-за угрызений совести, а из-за чрезвычайной секретности всего этого мероприятия. Но, видимо, впечатление было достаточным, поскольку Третья Мировая так и не началась.

Не началась она и позднее, когда, как казалось, для ее начала было достаточно поводов вроде Берлинского и Карибского кризисов, Корейской войны и многого другого.

Отныне весь свой неизрасходованный агрессивный инстинкт человечество вынуждено было удовлетворять в локальных войнах с ближними и дальними соседями по планете и даже на собственной территории, как это делает Россия. Россия — щедрая и широкая душа. Она и войнах на собственной территории вдохновенно применяет и вакуумные бомбы, и напалм, и установки залпового огня, и тактические ракеты, снося с лица земли собственные города и поселки, убивая и калеча тысячи мирных жителей. Еще, правда, не применяется ядерное оружие, но разговоры об этом уже ведутся. Но это все-таки лучше, чем Третья Мировая война — глобальный термоядерный конфликт.

В послевоенные годы по-разному сложилась судьба экипажей стратегических бомбардировщиков, впервые продемонстрировавших потрясенному миру весь ужас атомного оружия. Общей в их судьбе была лишь страшная обструкция, которой они подверглись со стороны общественного мнения прежде всего собственной страны. Их засыпали письмами, полными ненависти, грозили линчевать, травили их семьи. В нескольких случаях требовалось вмешательство полиции. Но в конце концов привыкаешь ко всему.