Игорь Бунич - Второе пришествие в гневе

Ценность поставляемых Фуксом сведений заключалась не столько в технических деталях, сколько в том, насколько далеко ушли в своих исследованиях американцы и англичане. К началу 1942 года Фукс получил доступ к секретным американские докладам по ядерным исследованиям. 3 декабря 1943 года Фукс в составе английской делегации отправился в Америку к коллегам из проекта «Манхэттен». Перед отъездом Фукс получил от «Сони» инструкции, как вступить в контакт с его «американским куратором — „Раймондом“». Он не знал, что ГРУ передала его агентуре НКГБ. «Раймонд» (Гарри Голд), родившийся в Швейцарии в семье евреев-эмигрантов из России, был в трехлетием возрасте перевезен родителями в США и с 1936 года работал на НКВД в качестве шпиона и связного. Фукс встретился с «Раймондом» в начале 1944 года в Нью-Йорке. «Раймонд» позднее (на допросах в ФБР) вспоминал, что был поражен устрашающим потенциалом информации, которую передавал ему Фукс.

В августе 1944 года Фукса направили в совершенно секретную атомную лабораторию в Лос-Аламосе, где работали уже двенадцать Нобелевских лауреатов, собирая атомную бомбу.

Вся важная информация, добываемая Фуксом, передавалась в НКГБ, но он даже не подозревал, что был далеко не единственным советским шпионом в Лос-Аламосе. За несколько дней до Фукса в Лос-Аламос прибыл Давид Грингласс, двадцатидвухлетний коммунист, рядовой армии США. Он был механиком, в чью задачу входили изготовление и обслуживание различного оборудования для разработки атомной бомбы. Грингласс, по его собственным словам, был «хорошим коммунистом» и просто боготворил старшего брата своей жены Юлиуса Розенберга, члена шпионской группы НКГБ в Нью-Йорке.

В январе 1945 года, будучи в отпуске в Нью-Йорке, Грингласс передал Розенбергу несколько эскизов вспомогательного оборудования к атомной бомбе. Когда в июне Гарри Голд прибыл для встречи с Фуксом, он побывал и у Грингласса, получил от него новые материалы и передал ему заклеенный конверт с пятьюстами долларами. Анатолий Яковлев, куратор Голда от НКГБ, работавший под «крышей» советского консульства в Нью-Йорке, называл поставляемые Гирглассом разведданные «очень качественными и ценными», приказал выдать шпиону еще двести долларов. Информация Грингласса действительно была очень важна для советской разведки, поскольку она, во-первых, подтверждала сведения Фукса, а во-вторых, потому что в ней сообщались технические детали, о которых Фукс просто не знал.

К весне 1945 года у советской разведки появились два новых агента в англо-канадской группе ученых-атомщиков из Национального исследовательского центра по атомной энергии в Монреале. Первым завербовали английского ученого Алана Мея, тайного коммуниста. Мей работал над проектом с января 1943 года, но ГРУ долго к нему присматривалось, прежде чем пойти на вербовку. В конце 1944 года Павел Ангелов из резидентуры ГРУ в Оттаве, ставший «куратором» Мея, дал ученому задание добыть образцы урана.

9 августа 1945 года, в день атомной бомбежки Нагасаки и через три дня после Хиросимы, Мей передал Ангелову доклад об атомных исследованиях, информацию о сброшенной на Хиросиму атомной бомбе и два образца урана — обогащенный уран-235 в стеклянной пробирке и осадок урана-233 на платиновой фольге. Резидент ГРУ в Оттаве полковник Николай Заботин отправил в Москву с образцами своего заместителя подполковника Мотинова. Мей был награжден: Ангелов подарил ему бутылку виски и вручил двести канадских долларов.

В сентябре 1945 года, когда на Запад сбежал один из офицеров ГРУ в Оттаве, большая часть сети ГРУ в Канаде была свернута, но агентура НКГБ осталась практически не тронутой. Среди агентов НКГБ был второй важнейший атомный шпион в Монреале Бруно Понтекорво, блестящий физик, эмигрант из Италии.

Родившись в 1913 году в еврейской семье и покинув Италию в период антисемитского разгула фашистов в 1936 году Бруно в начале 1943 года попал в монреальскую англо-канадскую группу ученых, занимавшихся проблемой атома. Получив доступ к секретным материалам, Понтекорво, немедленно написал письмо в советское посольство в Оттаве, предложив свои услуги в качестве агента. Письмо попало не в ГРУ, как в случае с Меем, а к «соседям» — в НКГБ. Вначале резидент не придал письму никакого значения, приняв его за фальшивку или провокацию. Не получив ответа, Понтекорво лично доставил в посольство секретные документы и расчеты. Резидентура НКГБ оказалась неспособной понять значение этих документов, но переправила их в Москву, откуда вскоре пришло срочное указание немедленно установить контакт с ученым, предоставившим эти материалы. Такими элегантными методами Советский Союз собирал сведения об атомной бомбе.