Денис Сдвижков - Знайки и их друзья. Сравнительная история русской интеллигенции [litres]

О жесткости дресс-кода свидетельствует плодовитая на мемуары Водовозова: «кодекс правил» был «аскетически суровый, однобокий и с пунктуальной точностью указывал, какое платье носить и какого цвета оно должно быть, какую обстановку квартиры можно иметь и т. п. Прическа с пробором позади головы и высоко взбитые волосы у женщин считались признаком пошлости. Никто не должен был носить ни золотых цепочек, ни браслета, ни цветного платья с украшениями, ни цилиндра <���…> Хотя эти правила не были изложены ни печатно, ни письменно, но так как за неисполнение их каждый подвергался порицанию и осмеянию, то тот, кто не хотел прослыть заскорузлым консерватором, твердо знал их наизусть».

Если нигилизм стоит в начале особого пути, связанного с политическим радикализмом и нравственно-эстетическим ригоризмом «ордена» русской интеллигенции, тем более интересно отметить, что нигилизм не только заимствовал «гарибальдийскую» моду, но и прямо наследовал европейским романтикам «отцов» или даже, скажем так, «праотцев». «Лохматые» нечесаные шевелюры и пледы отсылали к романтической моде à la Вальтер Скотт, плащам-альмавивам и «кудрям черным до плеч» с той разницей только, что у «детей» они еще не были уложены и напомажены.

Протестной модой национального романтизма помимо мурмолок, зипунов и рубах с сапогами были и бороды славянофилов. Но и тут никакого особого пути не наблюдается: как и кудри, растительность на подбородке соответствовала общеевропейской контркультуре. Ношение дворянами бород было запрещено в России в апреле 1849 года Высочайшим повелением именно поэтому: «недостойно русскому дворянину увлекаться слепым подражаниям всем западным затеям так называемой моды». В первой половине XIX века борода считалась повсеместно символом «народности» и радикализма: чтобы убедиться в этом, достаточно перевести взгляд со знаменитой Свободы, ведущей топлесс народ у Эжена Делакруа (1830), на бородатого буржуа в жилетке и с ружьем рядом с ней. Уже в начале XIX века бороды носили немецкие турнеры (идейные гимнасты-националисты во главе с бородатым патриархом турнфатером Фридрихом Людвигом Яном) и фрайкоры, сражавшиеся с Наполеоном. К 1848 году борода стала стандартной деталью для либералов революционных парламентов. Синьор Джузеппе отметился и тут: современные хипстеры до сих пор знают тип широкой с закругленным основанием бороды как «гарибальди». В 1860‐х (официально с 1863-го) множились лица с обильной растительностью на лице и голове и в России: «Мужчины в это время начали усиленно отращивать бороду: они не желали походить, как выражались тогда, на чиновалов и чинодралов ».

Скажем еще вот что: связь цивилизации с брадобритием (а дикости, соответственно, – с бородой, как при Петре I) для домодерных времен в Европе неочевидна. В античное время борода ассоциируется с мудростью, и мы неизменно находим ее у философов на бюстах Платона, Аристотеля, Пифагора, Архимеда и т. п. Авл Геллий, тот самый автор мема veritas filia temporis («истина – дитя времени»), говаривал: «Вижу бороду, но не вижу мудреца». В России причудливым образом соединились эта вполне европейская традиция и ренессанс бороды после Великих реформ под лозунгом возрождения русской самобытности. Отсюда выше цитированное удивление Федора Степуна, оказавшегося в Гейдельберге перед бритым и элегантным профессором, напомнившим ему актера.

По мере того как интеллигенция обрастает словесной плотью, исчезает необходимость в выразительной невербальной семантике. Протестная мода обедняется тем, что по мере «национализации» империи, адаптации ею «московского» стиля с густыми бородами чиновников и генералов прежние символы теряют оппозиционность. К примеру, косоворотка, которую в 1849 году славянофилам запрещают носить вместе с мурмолкой и бородой, теперь служит основой для солдатского обмундирования (гимнастерка) и студенческой формы (блуза под ремень или кушак). Сверху – то, что официально называлось «полукафтаном», а чаще студенческой тужуркой, от франц. toujours , одежда постоянной носки: «лохматые головы, расстегнутые тужурки поверх косовороток, горящие глаза… Ведь мы же совесть всего человечества» (Н. П. Анциферов).

Чтобы демонстрировать свою оппозиционность, оставались нюансы: студента-демократа отличала тужурка потертая (первокурсники специально покупали поношенные), косоворотка под ней простая синяя, как у рабочих (отсюда далее «синие блузы»), или вышитая à la крестьянская, а также отсутствие парадного сюртука для торжественных случаев. Носители идеи могли заказывать карманы на тужурке специально под формат толстых журналов.