Дарья Златопольская - Настоящее. Диалоги о силе, характере, надежде [litres]

Я никогда не думал, что это возможно. Я и сейчас, когда выхожу из лифта, приглядываюсь: может, на двери висит такая, знаешь, бумажка с печатью и надписью: «Выезжай немедленно, чтоб не было тебя видно».

Вот когда ты ничего не строишь, все происходит. Никакого расчета в счастье не может быть.

Д. З. В своей книге вы пишете о том, как зарождается в мозге чувство счастья. Но большинство утверждений касаются не счастья, а скорее удовольствия. В чем разница между двумя этими явлениями?

Д. C.Это очень непростой вопрос. Полагаю, что удовольствие – более поверхностная эмоция. Счастье глубже и шире, это всепоглощающее чувство. Мы счастливы, если живем в соответствии с нашим развитием. Это такое состояние, в котором мы ощущаем, что все идет правильно, что так и должно быть, мы на своем месте.

То есть счастье – это гармония?

Это гармония между нашим разумом и обстоятельствами, в которых мы живем.

А. П.Один человек мне сказал: «Ты знаешь, Сань, я, когда каждый день смотрю на себя в зеркало, думаю, что мне не стыдно. Тогда я понимаю, что живу правильно». Казалось бы, простая очень, банальная какая-то вещь. Но просто это важно делать по утрам, когда у человека ясный ум, чистое сознание…

Д. З. У тебя такое состояние обычно по утрам?

Да, мне кажется, у всех так: когда весь организм перезагружается. Иногда тебе кажется, что у тебя это состояние наступает вечером или в ночи, когда ты сидишь и о чем-то важном думаешь. Но чаще всего после такого утром встаешь и думаешь: нет, какая-то фигня. А есть этот момент утра, когда чистишь зубы, смотришь в зеркало – и вдруг говоришь в глаза себе: «Стыдно?» Если ответ «нет», значит, все правильно.

А бывает, что и стыдно?

Конечно, как у всякого человека. Естественно.

И что ты тогда делаешь?

Это в первую очередь надо принять. Это самое сложное, но самому себе это обязательно надо говорить. Только когда ты этот стыд принимаешь, ты начинаешь думать: «ладно, теперь надо работать над собой, исправлять ситуацию».

Д. З. Знаете, меня всегда поражало, что люди, которые прошли через тяжелое испытание – болезнь близких, собственная травма, что-то еще, – через какое-то время начинают снова расстраиваться из-за пустяков. Например, сапоги в магазине закончились перед тем, как подошла твоя очередь. Казалось бы, человек прошедший через нечто страшное, навсегда избавлен от переживаний по мелочам. Почему человек, единожды поняв, что в жизни главное, не в состоянии навсегда удержать эту ясность?

П. Ч.Этого я вам не могу сказать, потому что сам точно знаю, что главное, но тем не менее не всегда удается об этом помнить. Вот сейчас вы говорили, и я знаете о чем подумал? Каждый раз, когда журналисты спрашивают: «А почему вы не снимаете фильмы со счастливым концом?» – я теряюсь. Потому что ведь дело не в том, как я формально закончу эту историю, а в том, что автор вам хотел сказать.

Мне кажется, счастливый конец – на самом деле очень философское понятие. Многие произведения со счастливым концом – это же не обязательно произведения, где всем раздали по подарку; очень часто даже при смерти героя мы воспринимаем произведение как закончившееся хорошо.

Мы с вами как раз обсуждали пьесу Ануя «Жаворонок», в которой Жанне д’Арк хватило сил отстоять свою позицию, свои моральные ценности – и она из-за этого пожертвовала своей жизнью. Великий образ, который помогает людям оставаться людьми на протяжении столетий. Суть этой истории в том, что человек человеком остался.

И вообще, самое оптимистичное время в культуре и искусстве, особенно в России, – это конец XIX и первая половина XX века. Авторы этого времени сильны тем, что им удалось рассказать о человеке – который греховен, который слаб, – и увидеть в нем человека, и простить ему эти слабости, потому что их прощаешь себе. Это очень важно для понимания жизни в обществе, потому что, когда люди требуют от других больше, чем от себя, так и происходит.

Честный к себе человек не требует от других подвигов. Хочешь быть героем? Стань! Это очень точная черта российской интеллигенции того времени. Когда я читаю Пастернака, Мандельштама, Ахматову, Цветаеву, то все время думаю, как трудно им было оставаться людьми в той страшной ситуации, как этим людям приходилось постоянно держаться и не делать ничего страшного, что от них требовалось.