Игорь Ротарь - Записки странствующего журналиста. От Донбасса до Амазонки

Как это ни странно, но русские по психологии ближе к мексиканцам, чем к американцам. Так, в США местные русские мне часто говорили, что им легче иметь дело с латинос, чем с белыми. Возможно, именно этими культурными особенностями и объяснялось то, что американская модель оказалась нежизнеспособной как в России, так и в Латинской Америке.

Интересно, что вначале СССР вовсе и не собирался экспортировать коммунизм в Латинскую Америку, но ситуация в регионе развивалась так, что не воспользоваться этим было просто грех.

Например, революция на Кубе произошла без всякой помощи СССР; Кремлю лишь оставалась убедить повстанцев действовать в «нужном направлении».

После Кубы коммунистическое партизанское движение спонтанно развернулись во многих латиноамериканских странах, а Москве лишь оставалось помогать местным товарищам деньгами, оружием и советами. Далеко не везде это привело к смене режима, но в очень многих странах региона былое влияние СССР чувствуется и сегодня.

Когда я путешествовал по Никарагуа, то «советикос» с теплотой там вспоминали многие. Почти все люди старшего и среднего поколения в Никарагуа учили русский язык в школе и институте. И хотя увидеть людей, сносно говорящих на нашем языке, мне так и не пришлось, по нескольку десятков слов (в основном почему-то экзотических: «обезьяна», «черепаха», «крокодил», «кокос») знают очень многие никарагуанцы.

При этом подкупает, что почти все они хотят практиковаться в подзабытом ими (или так и не выученном) языке Пушкина. Например, проводник по джунглям, как только увидел мой российский паспорт, стал пытаться читать на кириллице — выяснилось, что он учил полгода русский язык в армии.

Достаточно забавна и ситуация в Мехико-сити, где львиная доля достопримечательностей имеет коммунистический подтекст.

Весь город расписан огромными полотнами-фресками, или муралами (по-испански «стена». — И. Р.) художников-коммунистов; в основном Диего Риверы и Хосе Давида Сикейроса. В глазах просто рябит от пятиконечных звезд и красных знамен. Темы тоже на наши похожи: возмездие капиталисту, раздача земли помещика крестьянам, ликвидация неграмотности.

Ривера и Сикейрос враждовали. Первый был троцкист (кстати, именно он был прообразом эренбургского Хулио Хуренито), а второй — сталинист, устроивший чудовищное по глупости покушение на Троцкого. Оба художника часто ездили в СССР. В одном из музеев Мехико-сити целый зал посвящен картинам Риверы о СССР; в основном художник писал советских детей.

Разочаровавшись в руководстве СССР после разоблачения культа личности, неистовый сталинист Сикейрос поехал в маоистский Китай, где призывал местных художников перестать ориентироваться на советских художников, а опираться на традиции национальной живописи.

Товарищ с Запада пытался объединить мексиканских и китайских художников в один союз, основанный на «истинных принципах социалистического реализма». Судя по всему, эта деятельность Сикейроса многим нравится в Мексике и сегодня. Например, в одном из музеев мурализма я посмотрел восторженный фильм о дружбе классика мексиканской живописи с китайскими товарищами.

Во Дворце изящных искусств можно увидеть, пожалуй, самую знаменитую фреску Диего Риверы «Человек на перепутье». Первоначально этот мурал заказал сын Рокфеллера. Но разразился скандал: Рокфеллер требовал заменить Ленина в центре картины на «абстрактного человека», а художник не согласился. В результате фреска была уничтожена, но Ривера написал ее вновь на стене Дворца искусств в Мехико-сити, добавив к фигуре Ленина еще и Троцкого. На полотне слева изображены пороки капиталистического мира, а справа — достижения мира социализма.

У фрески почти непрерывные экскурсии мексиканцев. Несмотря на мое слабое знание испанского, я понимал экскурсовода просто отлично: Ленин, Маркс, Троцкий, Сталин, коммунизмо, империализмо.

«Похоже, именно жизнь под фресками, талантливо изображающими гнусность угнетателей и рабство рабочих, сформировала особый мыслительный и речевой этикет мексиканцев. На уровне риторики Мексика осталась едва ли не единственной социалистической страной в мире, не считая Кубу и Северную Корею. В государстве, никогда не упразднявшем свободное предпринимательство и частную собственность, до сих пор лучшая похвала политическому деятелю —»революционер», только, разумеется, «подлинный». Термин «революционный» выскакивает как бы сам собой, вроде постоянного эпитета с общепозитивной окраской», — отмечает в книге «Гений места» Петр Вайль.